Тиль в общих чертах догадалась, что означают слова её доселе обожаемого господина. Поёжившись от непонятного ужаса, она смотрела, как дон шагнул к ней, горой нависнув сверху. Как он протянул к ней руку… она не выдержала, зажмурилась. По щекам потекли слёзы, неприятно холодя их на морозе — но выронить из ладони шпагу она даже и не подумала.
«Да уж — строптивая порода» — думал Александр, осторожно погладив девчушку по вполне блондинистого вида волосам. — «Вроде наших декабристов, что за свои убеждения на каторгу шли. Их и сейчас мало кто понимает — а уж тогда и подавно…»
— Ты догадываешься, как они бы обошлись с тобой или мной, если бы в лапы им попались мы? — выдохнул он струйкой пара из губ, обнаружив, что уже ласково обнимает и гладит по макушке рыдающую воспитанницу.
Та подняла заплаканное лицо, и Александр поразился — насколько же потемнели до стальной синевы обычно серые глаза.
— И что — уподобляться им? — голос её вновь опасно дрогнул. — Чем тогда мы лучше?
Ну вот, опять эти сопли о гуманизме и прочих чистоплюйствах вплоть до Женевской конвенции… вроде и всё правильно. Только вот не выходит съесть яйцо, не разбив скорлупы. Как ни береги в себе чистоту, а руки замарать всё же придётся. Надо, надо изводить недругов — да так, чтобы одни пепелища оставались. Хотя…
— Ладно, Тиль, я даю тебе слово, что применю иные методы убеждения. Ни единой царапинки на теле у этого мерзавца не появится, — он хмыкнул. — Сделаю дяде очень больно и неприятно другим путём.
Сказать по правде, Александр вспомнил, как читал где-то о применяемой на Востоке методе. То ли китайцы, то ли ещё какие гораздые на выдумки узкоглазые ребята придумали одну весьма изощрённую пытку — жертву надёжно привязывали, причём особо тщательно фиксировали голову. А затем палач щекотал у истязаемого в носу особыми то ли соломинками, то ли специальным образом остриженными пёрышками. Причём действительно, физических увечий допрашиваемый в итоге не получал. Но опытные мастера своего дела выведывали всё, что хотелось приставленному к допросу чиновнику — а некоторые даже могли мягко увести жертву за грань реальности. Свести с ума, проще говоря…
Хотя, с другой стороны, тут умение надобно. А вот его в себе Александр что-то не ощущал. Потому вздохнул, пошарил за пазухой, достал свою старую повязку — и надел на головёнку Тиль, поправив отливающие золотом локоны в стороны. Наклонился, затем присел, чмокнул в мокро-солоноватый от слёз носик.
— Тоже мне, благородная дама… — проворчал он. — Иди в дом, и больше никаких своеволий. Оставь грязную мужскую работу нам.
— Нет мой дон, — Тиль поворочалась немного, устраиваясь поудобнее в таких ласковых и надёжных объятиях.
— Иди в дом, и больше никаких своеволий. Оставь грязную мужскую работу нам.
— Нет мой дон, — Тиль поворочалась немного, устраиваясь поудобнее в таких ласковых и надёжных объятиях. Мимолётно задумалась, отчего же ей так уютно? Чего же в её ощущениях больше — чувства защищённости рядом с большим и сильным другом или всё же?..
— Я буду с вами во всём — плохом и хорошем, мой дон, — малышка вздохнула, последний раз хлюпнув носом. — Уж не мне надо объяснять, что у каждого дела изнанка есть.
Она подняла глаза, обдав вдруг жгучей и затягивающей глубиной не по-детски серьёзного женского взгляда. Всмотрелась в оказавшееся совсем рядом лицо, погладила ладонью по щеке. Но потянуться губами не осмелилась. Лишь улыбнулась несмело, потёрлась носом.
— И не смей меня прогонять, дон… — шепнула она.
А голова механика, привыкнув подходить ко всякого рода проблемам творчески, уже подсказала выход — вот уж лорд Бердон не порадуется. И через полчаса, с помощью братцев-демонов сварганив у себя в лаборатории грубое подобие трансформатора, он наскоро испытал его. Элементаль молнии неохотно присоединился к паре торчащих из изделия проводов, Бен тут же куснул того за бок, вынудив отдать малую толику электричества… и с повышающей обмотки сорвалась такая синюшно-трескучая искра, что Александр поймал себя на мысли — ни за какие коврижки он не рискнул бы проверить и испытать действие на себе.
Ну что ж… и пусть нас потом проклинают всякие там пацифисты-толстовцы и иже с ними…
— Уйди, я сегодня просто не могу тебя видеть… — из последних сил выдохнула Лючике. — От тебя как-то мерзко… не пахнет, а…
Так и не найдя подходящих слов своим ощущениям ведьмы, она слегка поморщилась. И медленно ушла в комнату, гордо завернувшись в тёплую шаль белоснежного козьего пуха.
— В самом деле, дон, — лорд Пенн выглядел слегка смущённым. — Не слишком ли уж круто вы взялись?
Он в сомнении повертел в руках свиток, куда Александр по горячим следам записал с таким трудом добытые ответы и кое-какие свои по ним мысли. Хотя вспоминать о закончившейся процедуре и не хотелось, а при одной только мысли о чём-то подобном к горлу поднимался кисломолочный ком, а всё же — сведения того стоили. Ох как стоили.
— Вы тоже осуждаете? — Александр тихо вздохнул, ибо сомнения в правильности содеянного непрестанно точили и его. — Знаете, мастер, был у нас когда-то очень давно один великий император. Так он сказал как-то — делай что должен, свершится чему суждено, и пусть потом другие говорят что хотят (Марк Аврелий — прим. авт.)