И теперь только удивлённо хмыкал, поглядывая на просто неприлично разбухший индикатор банковского счёта. Правда, юристы на прощание ещё что-то намекали, что завтра приедут киношники из «Fiolco Universal Pictures»…
Полдень.
Изельда распрямила гудящую от усталости спину. Окинула взглядом комнату, которую они вдвоём с Альфой отделали строго согласно проекту и даже с некоторыми улучшениями. Интересно, ему понравится? Засмеявшись, женщина смахнула с лица пот и выглянула в окно, где ещё даже не было рам. Ну что ж, что такое «перекур», она так и не поняла — но что пятнадцать минут отдыха заслужила, так это точно. Да к чёрту! Вон, работы ещё сколько — киберам безмозглым не доверишь же…
Полдень.
Умаявшаяся над отделкой крыши Мирна сидела прямо на траве в тени стены и вовсю трескала ягоды, что принесла ей из лесу Альфа. Роботесса всерьёз восприняла совет хозяина «попробовать новый манипулятор на деликатных работах». Да с достойным похвалы усердием набрала чего-то вроде малины. И теперь девчушка, обмахиваясь панамкой, лакомилась и посматривала на работающего над первым этажом механика. А на чумазой, замурзанной и заляпанной сладким соком мордашке её было разлито такое блаженство, что даже Альфа от удовольствия совсем по-кошачьи мурлыкала. Две эти малявки неким самым непонятным образом спелись, но против этого, в общем-то, никто и не возражал.
Полдень.
Солнце в конце лета уже не такое жаркое, но всё же его безжалостного сияния вполне хватает, чтобы янтарной слезой выдавить смазку из гидравлики деловито снующих туда-сюда киберов и выгнать пот на спину в своё удовольствие работающего человека. И выводя шахтёрским долотом на полированных камнях широкого крыльца узоры, кропотливо составленные Альфой по растительно-зверушечным мотивам, Александр поймал женский взгляд из окна второго этажа и улыбнулся — так, как он не делал уже давно…
* * *
На берегу речушки, прихотливо извивающейся меж здешних холмов и перелесков, горел костёр. Искры светлячками улетали в ночное небо, всё пытаясь достать, достать до него — и стать звёздами. А рядом прямо на песке сидел задумчивый, крепкий темноволосый парень в почти по-адидасовски щеголеватом спортивном костюме — только из стереосинтетика, не боящегося, как известно, ни химии, ни огня. И смотрел, смотрел в пламя — тем самым, зачарованным взглядом, что и наши пращуры тысячи лет назад, когда после-еды-но-перед-сном в голову иногда забредают одна-две умные мысли.
Например, как сегодня: да или нет?
Кому-то такой жёсткий детерминизм да бескомпромиссность могли бы показаться чересчур того… этого. Но мы-то с вами всё понимаем?
Рядом мелькнула тень — да-да, именно светлая тень в ночи — и к огню вышла Изельда Фирр.
Только сегодня, против обыкновения, не загнанной серой мышкой, но изящной симпатяжкой в серебристом, шикарно облегающем платье предстала она в отблесках пламени. Ещё бы — только что закончили отмечать новоселье! И широко гуляли, по обычаям неведомой, далёкой и заснеженной России. А теперь деда-механика уложили спать подальше, в одной из гостевых комнат под крышей, благо он храпел как неисправный гипердвигатель. Шумную банду детворы распихали по комнатам второго этажа — вместе с ещё несколькими подгулявшими соседями, не чувствующими в себе сил добраться до родных пенат…
Она присела рядом. Осторожно, словно боясь обжечься, погладила непокорные жёсткие волосы, провела пальцем по щеке.
— Ты простишь меня когда-нибудь? Ну сволочь я, идиотка полнейшая и законченная стерва — ты это от меня хотел услышать? — её тихий голос оказался всё же громче ночного ветерка.
— Не говори так… — и всё же то, что он не отстранился, внушало ого-го какую надежду!
Чуть склонив голову, так, что чёлка из отпущенных подлиннее из-за одного только намёка Алекса волос шевельнулась, Изельда чуть призадумалась. С надеждой и сомнением посмотрела в профиль на фоне пламени, чувствуя что больше всего сейчас хочет завыть в голос и броситься на шею. И прижаться всем телом — к нему…
И всё же она сдержалась.
— Иди ложись, Алекс. Я умудрилась оставить свободной спальню на первом этаже…
— А ты? — взглянувшие на неё глаза странно блеснули — то ли сполохом костра, то ли ещё чем.
Она уронила взгляд в огонь и упрямо промолчала. Но всё же не стала сопротивляться, когда две крепкие руки подхватили её. А едва мужчина с женщиной на руках неспешно, чуть торжественно шагнул через порог дома — их дома! — всё-таки не выдержала. Обхватила за шею, жадно и нетерпеливо нашла его губы…
Мир бешено завертелся винтом, проваливаясь в сладкие и такие долгожданные тартарары. Да туда ему и дорога, по правде-то говоря. Ведь главное, что ответ оказался — да! Да, да и тысячу раз да!
* * *
Злые ветры веют над этой землёй. Иногда горячие и обжигающие, словно удар плети, иссушающие в душах свет. И тогда в сердцах людских мутной волной вскипают жажда и ненависть. И летит неслышный стон по городам и весям, и бьются похоронным звоном набатные колокола. Самолёты сбрасывают бомбы на мирные города, а гордые рыцари с крестами на щитах рубят головы смуглым южанам. Но иногда прилетают и холодные, светлые посланцы ледяных бездн, принося с собой чистую и сладостную свежесть. И тогда из-под пера ясноглазой Ахматовой вылетают бессмертные строки — а в небольшом домике счастливо улыбающийся Моцарт покрывает листы стремительным и нетерпеливым нотным знаком…