— Уж непременно, госпожа ведьма, — бородатого кланяющегося крестьянина словно ветром сдуло.
А Федота, пытающегося с кряхтеньем разогнуться, Лючике просто хлопнула по пояснице — но как-то так, что у всех в ушах прошёл звон. Отмахнулась от враз распрямившегося деда, ткнула пальцем в трубку ошарашенно взирающего на эту сценку Александра. Тот машинально пыхнул дымком, хлопнул глазами, приходя в себя.
— Спасибо и вам, благородный дон, — несмотря на очевидную усталость, Лючике выглядела откровенно довольной. — Давно я не работала в полную силу да в своё удовольствие — всё крылась от людей. А теперь смелости набралась, да и разгулялась вволю.
Они неспешно прошлись по засыпающей деревне, по скрипучим деревянным ступеням забрались на помост над воротами. Оба дежурящих здесь парня тут же сделали вид, что им ну вот просто срочно надо пройтись проверить закатную вышку и тут же смотались подальше, пятясь задами и отвешивая поклоны.
И когда на стоящую под ночным небом парочку уже смотрели только мудрые и вечные звёзды, Александр осторожно обнял Лючике. Затаив дыхание, привлёк к себе.
Она не сопротивлялась. Наоборот, прильнула всем горячим и будоражащим девичьим телом. Посмотрела несмело вверх. Вздохнула.
— Светлый дон… Знаю, знаю я, что никуда мы друг от друга не денемся. Только… не пожалеете потом, что свою жизнь с ведьмой связали? Ещё не поздно мне попытаться разорвать ту нить, что нас связала…
Их поцелуй лился долго и сладостно, словно духмяное вино — и кружил головы так же.
— Не надо, — шепнул он, даже не пытаясь унять пустившееся вскачь сердце. — Ведь леди Ульрика прямо сказала, что мы с тобой две половинки одного сердца. Она тоже ведьма?
Лючике кивнула и несмело потёрлась щекой об это крепкое и надёжное плечо. Ох, пресветлый Беор, как же хочется ему верить…
— Да ещё почище меня — опытная, сильная. Только, дон Александр, есть одно дело… — он почувствовал, как Лючике ощутимо напряглась в его объятиях. — Вы ведь, мужчины, любите чтоб первым быть. А я… я уже не…
Он понял. Не открывая глаз, нашёл горячие и нежные губы, так ждущие ласки — и закрыл их ещё одним сладким подарком судьбы.
— Для меня это не имеет никакого значения. Даже наоборот — так лучше, — он усмехнулся, в сладком бездумьи зарывшись носом в её волосы. — Никогда не понимал дурёх, считающих что под подолом их главное богатство. Наоборот, если женщину не любит никто, то она попросту ущербная.
— Странный ты, — выдохнула ведьмочка и подняла голову.
Она хотела что-то добавить, но Александр тихонько засмеялся.
— А у тебя глаза светятся — как у кошки в потёмках…
— И что? Это и тебя так сильно пугает? — Лючике замерла испуганной птичкой, лишь бешено билось её сердце ведьмы.
— Наоборот… — Александр наклонился к её ушку и шепнул три вовсе не предназначенных для посторонних ушей слова.
Но таких важных и сладких для любой настоящей женщины, что в полнеба полыхнула белым светом далёкая зарница. А боги, благословляя, щедро сыпанули сверху искрами падающих звёзд. Только взгляд Лючике сиял куда ярче — тем внутренним светом женских глаз, ради которого стоит пройти через полмира.
Только взгляд Лючике сиял куда ярче — тем внутренним светом женских глаз, ради которого стоит пройти через полмира. Пришлось ласковым поцелуем прикрыть один огонёк, затем другой.
Но она лукаво приоткрыла один глаз и, хитро прищурившись, мурлыкнула:
— Странно… я ведь чувствую, чего хочет благородный дон — но отчего-то не спешит затащить в свою постельку одну отнюдь не возражающую ведьмочку…
— Знаешь, малышка… а ведь этот вечер один у нас такой. Особенный. Потом таких не будет. Словно в последнем шаге перед пропастью — либо упадёшь, либо полетишь, — от этих слов Александра Лючике в удивлении распахнула глаза.
— Надо же, — она улыбнулась. — Оказывается, светлый дон такой романтичный… Выходит, не все мужчины просто озабоченные самцы?
Как мало надо, чтобы почувствовать себя одним-единственным, самым лучшим на свете! Хотя женщины прекрасно знают об этой малости и при случае изощрённо ею пользуются.
Но как же сладостно попасть в сети древнего женского коварства…
— Вот так мы с сестрой и попали в Изек, — как-то совсем буднично закончила рассказ Лючике.
А задумчиво идущий рядом старлей почти воочию видел, как старый лорд Наоми последним взглядом провожает уезжающего на дальнюю полночь преданного слугу. И покачивающуюся на спине лошади корзину, где в сладком сне сопели две его дочурки. И как лорд, нахмурившись, резко оборвал взгляд, словно выбрасывая прочь всякие мысли о своих детях. А затем, поворотив коня, обнажил меч. Вдвоём с младшим братом он спокойно, лицом к лицу встретил отряд солдат с красно-жёлтым флажками на пиках, преследующих опального дворянина.
Последний из выживших вырвал клинок из груди поверженного лорда. Пошатнулся, харкнул струёй показавшейся почти чёрной крови — и упал рядом, обняв врага словно в последнем жесте приветствия. Смерть примирила их всех — двоих мятежных братьев и отряд до конца исполнивших свой долг солдат. И лишь несколько дотоле круживших в вышине стервятников стали постепенно спускаться, намереваясь устроить пиршество посреди ровной как стол степи…