— Да ведь должно быть около трёх десятков, как сказал покойник, — он взглянул на лежащее тело и против воли передёрнулся.
Лючике хотела что-то сказать, но всё же передумала, и Александр только сейчас сообразил — что же не давало ему покоя. Женщина оказалась абсолютно сухой. Словно и не выходила из-под надёжной защиты добротного здания. И это невзирая на беснующийся снаружи ливень?
— Я — ведьма, — женщина странно напряглась и еле выдохнула это немудрёное признание.
Александр взглянул на неё с усталой улыбкой и пожал плечами.
— Ну-у… каждая порядочная женщина немного ведьма.
— Это да, — на строгом личике мелькнула всего лишь тень улыбки. — Только вы не поняли, дон. Я — Ведьма.
Старлей подавился недоумённым вопросом, едва лишь заглянув в эти притягивающие взор глаза. Ах-х! Не иначе, как сам дьявол пляшет в неистово сверкающем пламени этого взгляда! Почувствовав обжигающее саму душу дыхание неведомого доселе огня, человек шагнул раз… другой… ревущий костёр, одним лишь своим прикосновением способный испепелить полмира, услужливо раздвинулся в стороны. Крепкая мужская рука гневно ударила в обнаружившуюся там незримую стену, походя разнося неодолимую преграду. И едва лишь осколки разлетелись прочь, как человек увидел…
Ветер неистовствовал в ночной тьме. Завывал бездомным псом в каменных останцах, раскиданных по выжженной до каменного звона степи. Бился раненой дикой кошкой в широкую грудь редких скал, выл на сиротливо болтающийся в небе огрызок оранжевой луны, исполнившись злобой от равнодушного взгляда округлившейся до состояния серебряной монеты луны голубой. Снова и снова взывал к древним богам всей своей невидимой силой. И таки добился своего — в полночь атмосферное электричество сгустилось до такой степени, что чаша терпения этого мира переполнилась.
И, упав с ясного звёздного неба, непроглядный мрак расколола ослепительно белая молния. Прихотливо извиваясь, кичась своей силой, она гневно ударила в неприметную точку степи, от чего в стороны, словно диковинное потомство мезальянса Неба и Земли, из горячей воронки разбежались маленькие огненные человечки остаточных разрядов. За первой небеса тут же изрыгнули из себя вторую пылающую стрелу, третью. Затем они полились потоком — и через малое время словно белые демоны огня плясали над всей великой землёй свой дикий и извращённый танец. Если бы кто-то ничтожный, оказавшийся столь безрассудно смелым дабы задержаться и стать очевидцем такого, к этому времени уцелел — он бы пал ниц. И сошёл бы с ума от столь яростного и величественного зрелища, прежде чем заключённый в бешеное пламя грохот вырвался на свободу и разметал невесомый пепел — всё, что осталось от дерзкого безумца.
И когда дочери первородного огня насытили свою неуёмную ярость, с полуночи ветер уже нёс чёрныё, сытые и набрюхшие влагой тучи. Словно поспешающая за кавалерией пехота, они ринулись закрыть собою всё небо.
Но всё же они не успели. На восходе уже алела полоска рассвета, когда по прихоти повелителей небес ветер стих — и лишь вдаль унёсся завывающий звук удирающей в подворотню скулящей шавки. И вымахнувшие из-за виднокрая лучи солнца осветили мириады устремившихся к земле капель, породив широкую полосу радуги…
Продрогший в предутренней сырости часовой, что стоял в предусмотрительно вырубленной в скале нише, поёжился от зябкого ощущения исполинской мощи небес. И всё же он не удержался и улыбнулся, когда ещё несмелые лучи светила коснулись его, согревая, а на полмира разлёгся переливающийся всеми цветами волшебной красоты мост…
Только что, ещё один взмах ресниц назад, здесь никого больше не было — лишь простирающаяся во все стороны степь, безжалостно высвеченная прорвавшимся в полосу чистого неба солнцем.
И всё же они предстали перед ним, словно две фурии подземного мира. Одна высокая, ослепительно красивая, чуть склонила голову, отчего чёрные волосы коснулись плеча. Другая ещё совсем ребёнок — но от одного только взгляда белобрысой малявки часовой почувствовал, как у него захолодели внутренности. Чёрное и белое — две грани мира, две дороги судьбы…
— Ч…т…о?.. — кое-как просипел он, пытаясь нашарить прислонённое к скале ружьё.
Однако темноволосая лишь обожгла его насмешливым взглядом чёрных глаз. Подняла руку, обвела пальчиком силуэт человека — и тот ощутил, как седеет от ужаса. Ибо его тень, доселе беспрекословно следовавшая за хозяином и покорно повторяющая его движения, отныне ему не принадлежала — она вдруг зажила своей собственной, непонятной и таинственной жизнью.
Он сделал шаг назад одеревеневшими ногами, уперевшись спиной в камень скалы. Но тень, словно уловив это движение, прыгнула к нему.
— Аррг-х! — бок и бедро взорвались ошметьями плоти, брызнув в воздух алыми, искрящимися в утреннем солнце бусинками.
И всё же, он был ещё жив, когда призрачная тварь принялась с жадным урчанием пожирать его печень…
…
Лючике каталась по грязи, завывая словно впавшая в транс прорицательница и трясясь всем телом. И бросившийся удержать её Александр почувствовал, что ещё немного — и даже его немалой силы не хватит удержать эту бушующую в стройной красавице ярость.