— Вообще-то, я недолюбливаю Евсеева. Сука и стукач — ясное дело, должность у такая, — невозмутимо ругнулся Палываныч. — Но работу свою, надо признать, знает хорошо. Так вот, он-то и обратил моё внимание…
Дальше выяснилось, что замыслившийся над списком назначенного в полёт экипажа особист, бдительно раздумывающий — какие пакостные проверки и перепроверки тем устроить, обнаружил интересную, даже примечательную особенность. Оказалось, что пилоты, стрелки и прочие бортинженеры все сплошь отрезанные ломти. Похоронившие родителей, неженатые и не имеющие детей — словом, если что, то и убиваться особо некому будет.
И похолодевший от осознания вдруг открывшейся перед ним весьма неприглядной истины генерал решился на беспрецедентный шаг. Взяв пару бутылочек хорошего армянского коньяку, отправился он к старому бывшему сослуживцу, ныне обретающемуся при вовсе вроде бы и не существующем секретном штабе. Поговорили за жизнь, вспомнили прошлое, помянули добряче тех, кто не вернулся… И когда Чередниченко напрямик спросил о непонятках и возникших у него подозрениях, фронтовой друг хоть и долго мялся, но всё же шепнул пару слов.
Да, бывают иногда этакие полёты в никуда. То есть рейс в один конец, без возврата. Изредка, из разных полков да под такой завесой таинственности, что впору заподозрить то ли чекистов, то ли их вместе с космическим ведомством.
То есть рейс в один конец, без возврата. Изредка, из разных полков да под такой завесой таинственности, что впору заподозрить то ли чекистов, то ли их вместе с космическим ведомством. Груз не тяжёлый — то ли почта, то ли чёрт его знает какие ещё бумаги. Судя по пломбированным «мягким» ящикам, вроде как лекарства или подобную им хрень вдобавок. Но что там такое, не знал даже и он сам — хотя что это архиважно и суперсекретно, уверен на все сто.
— Завтра вылет, Сашка. Так что хотел с тобой попрощаться, — вздохнул генерал и отечески потрепал того по склонённой в задумчивости голове. — Не скрою, были у меня насчёт тебя большие планы. Да и ты мне вроде второго сына…
Пять лет тому единственный сын Палываныча, блестящий лётчик-испытатель, разбился где-то в приуралье на опытной модели МиГа тридцать первого. И остались только две дочери в Питере да невестка — молодая вдова Елена Савельевна, нынче втолковывающая в головы офицерам тонкости владения языком «потенциального противника». Александр вспомнил неправильные глаголы да длиннющий список американизмов и только вздохнул. Пожевал горьковатую травинку, выплюнул, полез за «Стюардессой».
— Кто в полёте? — между делом осведомился он. Заслышав в числе прочих «счастливчиков» фамилию своего соседа по этажу, холостяка капитана Митрохина, он осуждающе покачал головой. — Они ведь с Ленкой вашей схлестнулись — да так, что у них там вроде всё на мази и чуть ли не до свадьбы дошло.
— Знаю. Только мне от того не легче, — с еле слышной горечью отозвался генерал. Он устало расстегнул несколько верхних пуговок кителя — солнышко, даром что подмосковное, уже припекало вовсю.
Хоть Александра жарило ничуть не меньше, он отчётливо чувствовал пробегающий меж лопаток ледяной ручеёк то ли озноба, то ли страха.
— Вот что, Батя, — решился он и выдохнул вместе с щипучим кисловатым дымком повергнувшие бы в шок любого слова. — Завтра малого Вовку моего, сироту, тихонько на борт провести надо. И ещё… готовься в полёт.
В ответном взгляде старого лётчика было так много невысказанного. В том числе и о подсиживаниях со стороны одного подчинённого — в общем-то, полковник… и человек неплохой и командир не из последних — но слишком уж нетерпеливо продвигают того наверх чины из кремлёвских кабинетов; так что рано или поздно Батю «съели» бы. И всё же он не удержался.
— Тебе что-то известно, Сашка?
Эдак полуутвердительно пожав плечами, Александр, не привыкший лукавить с Батей — уж кто-кто, а тот такого отношения не заслуживает — втихомолку поведал ему о ночных визитёрах.
— Помнишь, Палываныч, ты как-то обмолвился, что где-то над джунглями Индокитая атаковал какую-то неизвестную летающую хренотень? И как за обе вроде безрезультатно истраченные ракеты тебя потом писаниной и разговорами задушевными терзали?
Тот заинтересованно кивнул и даже повернулся чуть всей генеральской задницей поудобнее.
— Так вот, приходили ко мне нынче ночью двое, много интересного рассказывали — и показывали. Мир наш вроде меж двух других зажат на манер масла в бутерброде — меж хлебом и сыром. И что таскают они втихомолку грузы туда-сюда…
— Контрабанда? — генерал глянул остро и чуть осуждающе. Уж что-что, а понятие офицерской чести да патриотизма он соблюдал не в пример строже нынешней молодёжи и даже кабинетного начальства.
— Нет, транзитом проходит, насквозь, — покачал головой Александр. — И обмолвился один, что дипломатическая да частная переписка там. И медикаменты вроде какие-то — в другом мире эпидемия объявилась, подмоги просят.
И медикаменты вроде какие-то — в другом мире эпидемия объявилась, подмоги просят.
Старательно вмяв в пыльную и горячую землю бычок и даже запихнув его в норку какого-то незадачливого подземного жучка, молодой механик усмехнулся.