— Вот он, ваша милость! — десятник на радостях отвесил безвольно обмякшему солдату хорошую затрещину. — В хату одну завалился спать — а уж хмельным от него разит, так просто ужасть!
Лорд брезгливо принюхался, раздосадованно сплюнул в сторону.
— В погреб его пока определите. Патрули по всей деревне, меньше чем по двое не ходить, — он проводил взглядом десятника, что тащил в одной руке солдата, а в другой ружьё и стращал пьяницу всеми карами.
Поглядел на луну, выдыхая в неё дымок изо рта.
— Ладно, пару часов ещё можно подремать.
Однако надежде его сбыться оказалось не суждено. Едва он впотьмах кое-как добрался до своей комнаты, по дороге опрокинув с грохотом какой-то горшок и пребольно ударившись коленом об угол двери, как вдруг словно кузнечные щипцы ухватили его за горло. Придавили так, что в глазах потемнело, приподняли — и волоча носками сапог по доскам, втащили в комнату. Едва Бердон, у которого уже от нехватки воздуха потемнело в глазах, догадался ухватиться за револьвер за пазухой, как его руку что-то с лёгким шумом вывернуло — да так, что едва из плеча не вырвало.
Затем по темечку некто дюжий как медведь приложил кулачищем — и мир померк для отпрыска старинного семейства…
* * *
Она ждала его час, и час тянулся как год, и выяснялось потом, что этот час навсегда, и выяснялось потом — сегодня он не придёт, а дверь в квартиру её покрылась коркою льда.
Она гадала на картах и глядела в окно, и вечера пролетали за безделием дел, она себя уверяла, что ей теперь всё равно, здесь нечем горю помочь — он так решил, так хотел.
А ожидание крепло и росло как трава, и оплетало корнями её ночи и дни…
Да был бы, Господи, жив, была б цела голова, пускай он будет не с ней — да только Бог был бы с ним.
Она ждала его век, она закрыла свой дом, а время лезло сквозь стены, умирало в углах, и между пальцев текло сухим, колючим песком, и оседало тоской в её усталых глазах, и отражение лгало новой сеткой морщин, что ей казалось — видна всё чётче день ото дня, она себя утешала — у неё как у вин, которым выдержки срок лишь добавляет огня.
Но всё кончается. Рвётся полусловом строка.
И наступает обычный, очень быстрый финал — рванулась в небо душа, ступила на облака, и оказалось тогда — он здесь давно её ждал.
(это замечательное стихотворение написала {Лада} — прим. авт.)
Лючике сортировала травяные сборы в каморке хозяина дома и вполголоса напевала песню. Просто удивительно — как слова неведомой женщины из невероятного далека подходили к нынешнему настроению, как мастерски чаровница слов облекла в рифму и тяготы ожидания, и безнадёжную суетность нашей жизни. Как там сказал отправившийся на дело Сашка? Это привилегия мужчин умирать, защищая свой дом и своих близких? А тут с ума сходишь, и места себе не находишь…
В себя она пришла, только когда со щеки сорвалась непрошенная слезинка. Капнув на сухо шуршащий стебель драконьего корня, капелька влаги пшикнула сизым дымком, а затем испарилась во вспышке пламени.
— Ой… думай, девонька, куда слезами капать. Ведь не просто солёная водица — а из глаз ведьмы да на отнюдь не безобидное растение, — Лючике упрекнула сама себя, мимолётно ощупав лицо.
Так и есть — левые ресницы маленько подпалило. Придётся теперь косоглазой ходить, пока отрастут. Или укоротить и правые — чтоб для симметрии? Лючике так задумалась над этим вопросом, раскладывая пряно и терпко пахнущие растения по пакетам, что даже не почувствовала силой малышку Тиль, пока та не распахнула дверь кладовой и не взвизгнула:
— Дон Александр возвращается! Я с крыши увидала! — и тут же умчалась по коридору с удалым развесёлым припрыгиванием.
Мимолётно подивившись, какая же нелёгкая занесла девчонку в такой мороз аж на крышу, Лючике осмотрелась в кладовой. Что ж, поработала она на славу — всё разложено по полкам, с ярлычками да ещё и рассортировано. Опасные вещи и зелья налево, более спокойные направо. Что чаще востребовано, то ближе ко входу, более редкие надобности подальше. А в обитом железом сундуке у дальней стены самое-самое — да такое, что и у самой сердце ёкает, когда берёшь в руки.
— Ну что ж… хоть мистер Зорг и мерзавец был редкостный, но сказал он правильно — хочешь сделать дело, делай его сам, — ведьма прихватила обе висящие на крючках волшебные лампы и вышла.
Закрыла дверь, навесила с таким трудом перенятое у мастера Пенна запорное заклятье. Дунув легонько на махоньких элементалей, дрыхнущих в проволочной клетке, заставила тех погаснуть и не светиться боле. И только затем, чинно и с подобающим знатной леди достоинством прошествовала в гостиную. Александр просил поработать над манерами, так что приходится соответствовать. По пути Лючике забросила в камин лампы — подкормитесь пока, голубчики. Спохватилась, испуганной белкой слетела на первый этаж и заскочила в ванную, повертелась перед зеркалом.
Ой! Нос и левая щека покрыты копотью, правая вся в ярко-жёлтой пыльце одуванчиков. Волосы всклокочены паклей, и вообще из них торчит стебелёк… ага, дикого лука.
Волосы всклокочены паклей, и вообще из них торчит стебелёк… ага, дикого лука. Полюбовавшись на это замурзанное чудо, молодая женщина мысленно поблагодарила Тиль за своевременное предупреждение и решительно отвернула кран. Симбиоз механики и магии не подкачал — облицованная мрамором ёмкость быстро наполнилась горячей водой. Так, настой корня мыльнянки, из этого пузырька немного аромата зелёных яблок — Сашка его отчего-то очень любит. И капельку экстракта роз, себя побаловать…
В общем, когда Александр на весело хрумкающих по свежему снегу чёрных конях обогнул озеро и прибыл к воротам, на крыльце его встречала великосветски красивая дама с таким надменно-холодным видом, что если бы не искорки смеха, так и пляшущие в зелёных глазах, он даже и купился бы.