Каан наклонился, раскрыл саквояж и извлек многократно сложенную карту.
— Остров Стаален, — сказал он, указывая трубкой.
Я склонился над картой. Ни ветров, ни течений на ней не было, и мне трудно было рассчитать, сколько времени потребуется «Бринлеефу», чтобы достичь большого острова, расположенного примерно в сотне миль к юго-западу от Мааланского залива, за которым отделенная от берега горной цепью начиналась враждебная территория Ханонго. Если отправить гонца прямо сейчас, то у Иллари остается приблизительно пятеро суток, хорошо, если больше… что же делать?
— Вам самому эта местность знакома? — спросил я, не отрываясь от карты.
— Вполне, — ответил Каан. — Карта хороша, вы можете не сомневаться.
— Я вижу. Смотрите, вот здесь, в проливе, есть островок, а на нем, если верить символу, — маяк.
Нотариус наклонился над столом.
— Да, — согласился он, — там действительно стоит маяк, он указывает направление выхода в океан. Там постоянное встречное течение, и неопытный рулевой вполне может загнать корабль на рифы, особенно в ненастье.
Там постоянное встречное течение, и неопытный рулевой вполне может загнать корабль на рифы, особенно в ненастье. Что вы уже придумали, князь?
— Давайте мне бумагу, Каан, — сказал я, откидываясь на спинку стула. — Много бумаги… сейчас я буду писать, а потом мне придется рисовать. Но карандаш потом, сперва — перо и чернила!
Глава 12
Я долго отговаривал Энгарда от участия в нашей экспедиции. Я рассказывал ему про все мыслимые и немыслимые ужасы, которые таит в себе море, я убеждал его в том, что мои люди легко справятся с любой задачей, я стращал его пулями, летящими из темноты, и клинками, так и норовящими поразить отважных юношей, но он твердил как заведенный: я, мол, никогда не прощу себе трусости, я должен все увидеть собственными глазами, а штормов в это время года не бывает, и вообще, за кого я его принимаю — за грязную швабру? В конце концов я сдался. Бэрд закупил необходимое для начинающего морского демона снаряжение, Каан быстро нашел судно, и вскоре мы поднялись на борт небольшого черного брига под названием «Семь святителей». Корабль был старым, но годы просолили его настолько, что наш бриг обрел настоящую несокрушимость, став похожим на древний замшелый придорожный камень.
Я совершенно не был уверен, что «Бринлееф» поспеет в срок. По чести говоря, я вообще ни в чем не был уверен, но другого плана у нас просто не было.
Выбор был один — упустить Такео и его шайку, вновь оставшись с носом. Стоило ему добраться до столицы, как он опять стал бы совершенно неуязвимым ни для меня, ни для Вилларо.
А я уже чуял, что Такео Лоррейн способен рассказать нам немало нового — ведь недаром же он сидел в Машибуте, чего-то ожидая. «Чего? — думал я. — Поставки товара? Но все эти вопросы вполне можно было решить в срок и без лишнего риска. Значит, у него были веские причины для того, чтобы оставаться в городе на вражеской территории, а потом, рискуя собственной шеей, возвращаться домой, используя для этого вовремя подвернувшийся храмовый шабаш…»
На второй же вечер корабль вошел в нудный холодный дождь. Я тревожно глядел на барометр, ожидая надвигающегося, как мне казалось, шторма, но опытный Бэрд успокоил нас, заявив, что в ближайшее время бури не будет. Энгарда, впрочем, его оптимизм радовал мало. Как я и предсказывал, Дериц оказался во власти морской болезни. Первые мили он еще держался, расхаживая по качающейся палубе и усиленно пыхтя громадной матросской трубкой, а потом стал понемногу зеленеть и предложил мне спуститься в каюту.
Наутро ему стало значительно лучше, и весь день граф Дериц провел на верхней палубе, наблюдая за работой матросов и поплевывая в волну. Наш шкипер, тощий и подвижный тип в порыжелой кожаной шляпе, не обманул, утверждая, что его кок готовит не хуже, чем мастера из столичных таверн. На обед нам подали фаршированного индюка с пряностями, и запёчен он был рукой настоящего знатока.
Птица здорово подняла настроение моего приятеля, но с последними лучами заката начался дождь, и нам пришлось убираться вниз. Волнение усилилось, бриг то и дело клало с борта на борт, так что нам приходилось постоянно держать свои стаканы в руках, а кувшин вина закрепить в специальные зажимы буфета.
Физиономия Энгарда приобрела вчерашний лиственный цвет.
— Неужели нет никакого способа побороть эту чертову тошноту? — прохрипел он, с тоской разглядывая большой барометр, закрепленный на стене нашей каюты.
— Я могу тебя усыпить, — ответил я. — Но утром будет еще хуже. Я же говорил тебе…
— Слушай, а у тебя было то же самое?
— Первое время да.
Правда, я, кажется, вообще лучше переношу волну.
— У разных людей это происходит по-разному, — подтвердил Бэрд, успешно атаковавший бутыль рома.
— Святые и грешники! — застонал Энгард. — Помолиться, что ли?
— Молиться, — хохотнул Бэрд, — ты будешь тогда, когда начнется настоящая буря. Если, конечно, у тебя останется время для этого.
Всякая непогода рано или поздно заканчивается. Сумрачное утро вскоре сменилось ярким солнечным днем, небо обрело свою бесконечную прозрачность, бирюзовый океан был ласков, как котенок, и наш бриг, подгоняемый теплым ветерком, скользил по волне на манер легкой прогулочной яхты.