— Да-а… я даже услышал предположение, будто Монфор исполнял какую-то работу для Братства. Его видели с одним довольно крупным чинушей, не последним человеком в этом королевском бедламе. Я попытался связать этот факт с любопытством барона Вилларо, но потом понял, что стараюсь впустую. Висельник не занимается ни Стражей, ни Братством, он — пташка совсем другого полета. Его последний «подвиг» — один из наших финансовых гениев, который придумал замечательный способ перебрасывать деньги прямо из Казначейства к Белым Шапкам.
Висельник выслеживал его почти год, а потом, когда тот уже окончательно потерял бдительность и поверил в свою удачу, сдал его куда надо со всеми бумажками до последней. Там свидетельств было столько, что хватило бы на три суда… Вилларо в этом отношении очень щепетилен, он если действует — то наверняка. У него с крючка не срываются.
— Да уж, если Монфор действительно проворачивал какое-то дельце для филинов, Каан об этом распространяться не станет.
— Пожалуй. До меня доходили слухи о том, что Братству надоело собственное безвластие в столице, а связи Монфора были довольно широки, и вообще он имел некоторую склонность к авантюризму. Тот чиновник — фамилию его никак не могу вспомнить, южная какая-то, — долго не шел у меня из головы, но потом я его все же отбросил. Может быть, Гэкко прав, и это были обычные налетчики?
— Вы-то сами в это верите?
Накасус горько покачал головой, но ничего не ответил, потому что в этот момент к нашему столику приблизился хозяин в сопровождении пары разносчиков, загруженных тарелочками и кувшинами.
— Это блюдо называется «шишер», — сообщил мне мастер, — пробуйте, вам понравится.
Восхитительно пахнущие свиные колбаски были нафаршированы маринованной морковью, которая придавала им необычный острый вкус. Я осторожно попробовал соусы и, оставшись вполне доволен, принялся за работу. Накасус заботливо распечатал красновато-коричневый кувшинчик и налил мне вина, пахнущего степными травами.
— Знаете, — сказал я, жуя, — если бы у меня дома, за океаном, такой обед предложили какому-нибудь герцогу, он сделал бы повара своим наперсником.
Накасус захохотал и принялся вскрывать следующий кувшин — желтый.
— У вас замечательное воображение. Писать не пробовали?
— Пробовал, — признался я. — Пиратский роман…
«И сам в нем очутился, — сказал я себе, катая на языке аромат терпкого вина. — В той самой роли непробиваемо благородного принца, похищенного работорговцами. Вопрос только, куда подавалась моя принцесса?»
— Вопрос второй, покуда я трезв, — есть ли у вас связи в храмовых кругах?
Накасус задумался, и кажется, надолго. Я не торопил его, все дальше погружаясь в прекрасные, новые для меня вина и колбаски, источающие горячий аромат. Вино лилось и лилось. Брат Сайен, мой старый наставник, научил меня верному обращению с дарами лозы, но — эти, незнакомые мне сорта, вдруг заставили меня расслабиться и вспомнить то, чего никогда не было на самом деле…
— В юности я едва не стал жрецом, — неожиданно проговорил Накасус.
— Да, я был очень религиозен, но потом вдруг понял, что лицедейство по сути — то же служение, просто оно подано в ином ракурсе.
Я не донес полный бокал до рта и осторожно вернул его на стол.
— Мы служим иным богам, но суть та же — надежда…
Ветер цветущих яблонь мгновенно покинул меня, я отодвинул кувшинчик и выпрямился, словно на плацу. О небо, я, мальчишка, вдруг понял то, что хотел сказать мне старый актер, проживший удивительную, полную событиями жизнь. Я стиснул зубы — он глянул на меня, и от его улыбки мне опять захотелось прижаться к его отцовскому плечу.
Я похоронил своего отца в углу старого, запущенного сада.
Я куснул губу и потянулся к бокалу.
— Наверное, — сказал я, — в другом свете.
Лицо Накасуса вдруг вспыхнуло, как факел. Он отвернулся и, будто стесняясь меня, выпил полный бокал. Темно-зеленое стекло полыхнуло в падающем к западу солнце. Теперь сжал зубы он.
— Говорите, ваша милость, — попросил меня мастер.
— Имя — Уннас, — произнес я, возвращаясь к своему привычному состоянию.
— Уннас? — Накасус не дал мне закончить фразу. — Хм, с ним была связана странная история. Он был настоятелем одного из монастырей в Йоше, а там, в предгорьях, часто происходит Торг — места дикие, людей нет, и он…
— Йош?! — я едва не закашлялся. — Вы сказали — Йош?
— Да, — как ни в чем не бывало ответил актер. — Но вы же, верно, знаете? А там еще и болотные испарения, которые светятся в вечерней луне… И вот, было это лет так пятьдесят назад, молодой Уннас застал приземление нескольких торговых шхун. Он, наверное, в кустах сидел — кто его теперь знает? Демонов, понимаешь, увидел! Конечно, мозги у него немного свернулись, и он стал писать научные работы по демонологии…
Йош! Йош!!
Я глубоко вздохнул и вернулся к еде.
— А что, — спросил я после паузы, — как Телла?
— Скоро она будет, — вздохнул мастер. — Хоть бы Эрнан подарил вам сыновей, князь. Дочери, это…
Он распечатал голубой кувшин. Я смотрел в свою тарелку, расписанную по черному лаку диковинными птицами, и переваривал услышанное. Мне хотелось задать Накасусу множество вопросов, но я молчал — почему? Я не знал ответа на этот вопрос. Наверное, я не считал возможным посвятить его во все подробности нашего дела: ведь за моей спиной стоял Энгард, предать которого я не мог.