Эдна принесла мне кувшин с водой и, немного смущаясь, сообщила, что яичница будет готова с минуты на минуту. Я вежливо кивнул и принялся смывать с себя пыль. Здесь было удивительно спокойно, этакая тишайшая идиллия заброшенной в горы фермы, оторванной от всего окружающего мира и живущей своей размеренной, сонной жизнью, — поле, сад, коровы с козами. Я фыркнул, вытер лицо полотенцем и не отказал себе в удовольствии посмотреть в окно еще разик. Пожалуй, при хорошей удаче я не отказался бы провести здесь пару месяцев… Но о таком не стоило даже мечтать.
В кухне пахло разогретыми соусами.
Усевшись за добела выскобленный стол, я ощутил приступ поистине волчьего голода. Эдна повернулась от плиты и, тихонько улыбаясь, выложила на глиняную тарелку здоровенную, исходящую паром яичницу. Я едва сдержал довольное ворчание.
— А что же ваши дети? — спросил я, когда у меня перестали течь слюни.
— Потом, — вздохнула хозяйка. — Да тут не только мои… Сестра моя, Тарра, наверху лежит. Два месяца как родила, мертвенького, так с тех пор и не встает почти. Муж у нее на шахте погиб…
— А что лекари?
— Да какие уж тут лекари, сударь! Так, название одно. И кровь пускали, и прижигания — а все без толку, все лежит да в потолок смотрит. По нужде только и встает, бедная.
Я понимающе вздохнул и принялся за вино. Действительно… хотя, если дело обстоит так, как мне в данном случае кажется, вылечить несчастную совсем несложно. Это я уже видел: можно травами, а можно, было бы время, так и руками.
Это я уже видел: можно травами, а можно, было бы время, так и руками.
И уж конечно, никаких прижиганий. Я покончил с ужином, поблагодарил хозяйку и, задумчиво поглядев в закатное небо, отправился на прогулку.
В одной руке я держал трубку, в другой — флягу. Едва слышно шелестел травами ветер. Двигаясь в сторону быстро темнеющих гор, я дошел до речушки и остановился, чтобы присесть на склоненный к самой воде ствол ивы. Недалеко от берега шумно плеснула какая-то рыбина. Я смотрел на бегущую воду, и мне казалось, что я слышу какие-то далекие, нежные струны: верно, то играл лютнист богини Рек, восхищенный прелестью сегодняшнего вечера. К сожалению, мое блаженное оцепенение продолжалось совсем недолго.
Слева от меня донесся нарастающий скрип, к которому примешивалось недовольное лошадиное фырканье. Я встал и раздвинул ветви — в просветах прибрежного кустарника мелькнул борт тяжеленного фургона, запряженного четверкой огромных злых лошадей. Видимо, ниже по течению находился брод.
Удивленный, я скользнул вдоль берега и действительно увидел фуру, перебирающуюся через ручей. В густом и уже черном ельнике виднелась узкая просека — дорога. Но куда она вела? Я мог поклясться, что это не та грунтовка, по которой я ехал до развилки. Фура тем временем выползла на берег, чмокнул кнут, и лошади, отфыркиваясь и зло косясь на возниц, потянули ее в лесной сумрак. По скрипу, издаваемому фурой, я понял, что она нагружена чем-то очень тяжелым.
Я преодолел кусты и зашагал, обходя поле, к давешней развилке.
Перебравшись через холм, я срезал путь оврагом и вскоре увидел еще один поворот — от той самой раскатанной дороги к реке ответвлялась новая тропа. На песке были видны свежие следы широких колес. Я остановился и хмыкнул — да-а, эти парни везут нечто солидное! Четыре зверюги изо всех сил упирались в землю своими копытами, а каждое из них было, пожалуй, с мою задницу размером.
И куда они, интересно, спешат на ночь глядя?
Я дошел по следу до самого брода, постоял, выкурил трубочку и решил возвращаться в дом. С гор тянуло туманом, ночь обещала быть нежаркой. Недалеко от оврага, через который я уже проходил, мне попалось именно то, что надо. Я сорвал пару неприметных цветочков, понюхал их и улыбнулся. У меня есть еще чуть-чуть порошка, сейчас я смешаю его со свежими лепестками и велю заварить. А завтра сорву еще, они тут должны быть обязательно, только искать уже темно…
Из кухни раздавались веселые детские голоса. Я тихонько поднялся к себе, быстро приготовил смесь, ссыпал ее в небольшой каменный стаканчик и двинулся вниз. За столом сидели аж пять разновозрастных ртов. При виде меня они враз прекратили гам и принялись пожирать неожиданного гостя глазами, да так весело, что позабыли про кукурузную кашу, которой только что заправлялись.
— Заварите-ка это для вашей сестрицы, — предложил я Эдне, протягивая ей стаканчик, — и крепко заварите, чтоб постояло. Хуже, по крайней мере, не будет.
— Вы разве лекарь, сударь? — почти испугалась женщина.
— Чуть-чуть, — усмехнулся я. — Так, просто плавал много. А мне, если нетрудно, добавьте в белое меду, да прогрейте его с лимонником. Если у вас есть кери-бери, бросьте в кувшин пару горошин, но не больше, слышите? А я буду наверху.
Глава 8
Ранним утром я застал Эдну в крайне возбужденном состоянии. Похоже, она ждала моего появления.
— Она попросила есть, сударь! — восторженным шепотом заговорила женщина. — Представляете, сама попросила! Впервые за столько времени-то, а!.
. И ела, как человек, а не как птенчик, ах сударь!.. Неужто это отвар ваш подействовал?
— Наверное, — улыбнулся я. — Если вы позволите мне остаться у вас на некоторое время, вечером я принесу еще.