Я остановил возницу на площади перед старым храмиком с колоннами, пнул совсем разомлевшего от качки Бэрда и выпрыгнул на гладкую брусчатку.
Мой компаньон бросил кучеру монету, поправил на себе шляпу и бодро подхватил наш багаж.
— Идем, — сказал я, нервно зевая.
— Ты мне, кстати, скажи, — пропыхтел за моей спиной Бэрд, — там, у вас, девками-то пользоваться можно?
— Спросишь у Дайниз, — отозвался я. — Здесь ты, в конце концов, не слуга, так что — наверное, можно.
— Хорошее дело, — заметил Бэрд.
Я хмыкнул и пожал плечами. Через пару минут, пройдя переулками, мы углубились в нашу тупиковую нору. Впереди, в конце туннеля из глухих стен, слабо светились, просвечивая через кованые прутья ворот, огоньки усадьбы.
Едва войдя в калитку, я сразу же заметил темный силуэт Энгарда, сидящего на веранде возле лампы с уютным красным абажуром. Рядом с ним виднелся тонкий профиль Дайниз. Я прошагал по выложенной камнем дорожке и, приблизившись на расстояние в пять шагов, громко щелкнул пальцами. Энгард резко повернул голову, и я понял, что он пьян.
— К вам тут хоть стража ломись — ты и не почешешься, — заявил я, взбираясь на веранду.
Энгард посмотрел на меня, как на утопленника.
— Я и не думал, что ты так рано, — хлопая глазами, проговорил он.
— Это плохо? — удивился я.
— Это наоборот — великолепно! Ты не один?
— Со мной лейтенант Бэрд — вы уже знакомы.
— Пр-рекрасно. Дайниз, распорядись, чтобы господину лейтенанту приготовили парильню. А нам еще вина.
— Рассказывай, — предложил я, когда женщина и Бэрд исчезли в доме. — Что нового?
— Нового? — с задумчивостью повторил Энгард. — Гм… новости у меня просто замечательные. Вилларо в ярости — вот так!
— Это почему?
— А потому, что я выяснил большую гору всякой ерунды, но ни на шаг не продвинулся в нужном направлении. Я узнал, например, что Такео Лоррейн исчез, отправившись на одном из своих кораблей к лавеллерам. Его ждали месяц тому, но шхуна пропала, и что с ней сталось, никто пока не знает. Я попытался подобраться к Сульфику, но толку с моих попыток — как с коня каштанов. Никто ничего не знает и знать не хочет. А нотариус Веке, меж-жду прочим, не так давно навернулся с фалмонтского утеса и был благополучно съеден рыбками.
— Веке? — я не сразу понял, о ком идет речь.
— Да, Веке! Тот самый, что был финансовым поверенным в делах некоей высокопоставленной особы и, что интересно, наших, так сказать, подопечных.
— Послушай, — я налил себе вина и, положив локти на стол, придвинулся к самому лицу молодого графа, — а ты не задавал себе вопрос, почему почтенный Вилларо проявляет такой живой интерес к нашим друзьям из Ханонго? Тут что-то касающееся престола?
— Задавал, — вполголоса ответил мне Энгард. — И чем больше я об этом думаю, тем грустнее мне становится. Нет, серьезно… я не могу понять, в чем тут дело. Единственное объяснение, которое приходит мне на ум, — Вилларо что-то чует. У него большое чутье, у нашего старого барона… скорее всего, он и сам не совсем понимает, по какому следу двигается, но знает, нужный выведет его в любопытное место.
— А если, — сморщился я, — этим местом окажется королевский дворец?
— Нет.
— А если, — сморщился я, — этим местом окажется королевский дворец?
— Нет. Тут что-то другое: Вилларо умеет просчитывать опасность, как никто другой, это тебе не самоуверенный умник Фолаар, он на рожон не полезет и к виселице не подойдет даже на пушечный выстрел. Почему эта публика интересует меня — понятно: во-первых, я их боюсь, во-вторых, при хорошей удаче рассчитываю улучшить свои шансы. Почему она интересует Вилларо, да еще и так, что старикашка позабыл покой и сон и роет носом землю, словно боров, натасканный на трюфели? Это вопрос. Но пока мы не поймем, какую роль во всем этом играют достопочтенные дельцы из торгового дома «Лоррейн и Сульфик», мы с места не сдвинемся. Куда, спрашивается, делся Такео?
— Попал в шторм и утоп, — фыркнул я.
— Даже такой сухопутной швабре, как я, прекрасно известно, что в это время года в проливах штормов не бывает.
— Следовательно, нам нужно хорошенько потрепать господина Сульфика.
— Удивительно логично. Я вот и пытаюсь его… трепать. Проклятие! У него нет наложниц, к мальчикам он равнодушен, фишки не бросает — прямо не человек, а камень какой-то! Не уцепишься. А Вилларо, тем временем, требует хоть какой-нибудь зацепки. Кто они, эти люди из Ханонго? Когда они снова появятся у нас в Пеллии?
— Знаешь, — я остервенело почесал укушенный какой-то мошкой нос, — мне вдруг подумалось, что Вилларо может интересоваться не столько исполнителями, сколько теми, кто стоит у них за спиной — там, в Ханонго. Э?
— И об этом я тоже думал, — горестно отозвался Энгард, отправив в себя бокал вина. — Но тогда это уже какая-то игра… они, гады, там играют, а мы, двое ребятишек, рискуем своими шеями! Прекрасно!..
— Ты знал, на что шел.
— Да что ж я мог знать, будь оно все проклято! Что-о? Ты вообще представляешь себе, что это такое: офицер «серебра», играющий в собственные политические игры? Интриган, чтоб ему лопнуть от водянки, — а под ним мы, две дырки от задницы. Случись что, мы полетим, как кузнечики, а он просто уйдет в сторону, да и все.