Я встал. На столе оставались, кувшины и нетронутые закуски… она остановила меня почти в дверях. Ее легкая рука, словно крылом, коснулась моего лица, я поймал ее глаза и пробормотал деревенеющим языком:
— Я приду… когда-нибудь.
— Когда-нибудь, — эхом отозвалась она, и губы неловко изогнулись в короткой улыбке, — мой князь…
Ноги вынесли меня на берег моря. Где-то далеко, почти на горизонте, едва заметными светлячками плыли огни какого-то большого судна; я присел на холодный мокрый валун и вдруг заплакал, горько, как побитый щенок, не ощущая ничего, кроме отчаяния, заполнившего собой весь необъятный подлунный мир.
Глава 10
Энгард вытер выступившие на лбу мелкие капельки пота и взял со стола высокий стакан с лимонадом. Его острые, чуть прищуренные глаза блестели, словно у больного лихорадкой.
— Здесь, наверное, нужен нотариус, — сказал он, хлопнув ладонью по разложенным на столе бумагам. — Но даже того, что нам уже удалось понять, вполне достаточно, чтобы отправить на виселицу половину придворных финансистов. А также многих столичных банкиров…
Я невесело усмехнулся.
Бумажки были разные. Среди них попадались глянцевитые, похрустывающие королевские бланки с тиснеными изображениями печати финансовой гвардии, плотные и шелковистые на ощупь официальные доверенности со множеством красных печатей, и — множество пожелтевших, сложенных вдвое листков без всяких корон и гербов, украшенных лишь смазанными печатями частных, в основном провинциальных, нотариусов и поверенных. Интересного здесь было много… «Любопытно, — подумал я, — какую цену Фолаар хотел получить за эту свою коллекцию? И, кстати, им ли она была собрана?» После внимательного изучения дат мы с изумлением поняли, что среди бумаг попадаются довольно древние — некоторые документы, в основном финансовые, были подписаны пять и более лет тому назад. Самым старым оказалась попорченная морской водой доверенность на владение неведомыми мне землями, выписанная аж за восемь лет до моего рождения! Несмотря на кажущуюся хаотичность этой загадочной подборки, мы поняли, что случайных документов в папке нет, все они были странным образом связаны друг с другом, но вот что именно их объединяло, узнать мы не смогли.
Но более всего потрясла меня одна купчая, точнее, принятый в Пеллии «ривез» — документ, подтверждающий отсутствие у сторон взаимных претензий после выполнения условий сделки, подписанный неким Г.М. Лоофом от имени и по поручению его господина, оставшегося на бумаге инкогнито. Я бы и не обратил на этот ривез особого внимания — подобных бумаженций в папке было пруд пруди, но палец Энгарда вдруг ткнул в треугольную печать, что была криво пришлепнута в самом низу бланка. На печати, внутри обрамления из замысловатых виньеток, вполне отчетливо читалась фамилия того, от чьего имени и заключалась сделка, — «Королевский академик Рэ В.С. Монфор». А речь в ривезе шла о получении некоей коллекции старинных драгоценностей и иных произведений искусства, общим числом более ста предметов, и дата, дата — за три месяца до нашего с Эйно отплытия в Рашеро!.. Продавец же, действовавший также через поверенного, остался неизвестен, по крайней мере ничего похожего на его печать я не заметил, ибо его посредник имел королевскую лицензию и соответственно обладал правом хранить инкогнито своей стороны. Какое отношение этот, совершенно безобидный на вид ривез мог иметь к свидетельствам махинаций принцев крови, я не знал, но прекрасно понимал, что просто так он бы в папку не попал.
— Я теперь не уверен, что именно Фолаар был автором этой чудесной подборки, — задумчиво произнес Энгард, разжигая трубку. — Уж не был ли сам он всего лишь посредником? И не знает ли об этой коллекции Вилларо? При одной мысли о том, что нас могли видеть — тогда, ночью, у Фолаара, — меня пробирает дрожь. Прямо слабость в ногах какая-то…
— Я почти уверен, что, кроме нас, живых там не осталось, — мрачно ответил я. — А вот это… — я взял в руки ривез, подписанный Гэкко Лоофом, — я пока заберу себе.
— И куда ты с ним пойдешь? — тревожно нахмурился Дериц.
— Мне рекомендовали одного нотариуса, совершенно, как я понимаю, надежного.
— Филин?
— Да… я хотел бы узнать, можно ли выйти на продавца. Может быть, удастся хотя бы понять, почему сей документ оказался в этой, будь она неладна, папке?
— Не играл бы ты с огнем… нет, я понимаю, что не имею никакого права препятствовать тебе в собственном расследовании — я только советую, даже, если выразиться точнее, сомневаюсь…
— Я благодарен тебе, Энни. И все же я пойду к нотариусу. Надеюсь, ты понимаешь, что лишнего болтать я не собираюсь?
— Да не хотелось бы… ты видишь, что тут вообще творится? — рука Энгарда приподняла несколько листов, и они с шуршанием опустились на полированную столешницу.
И все же я пойду к нотариусу. Надеюсь, ты понимаешь, что лишнего болтать я не собираюсь?
— Да не хотелось бы… ты видишь, что тут вообще творится? — рука Энгарда приподняла несколько листов, и они с шуршанием опустились на полированную столешницу. — Принцы, настоящие принцы крови крутят какие-то делишки, переправляют деньги в пиратскую республику, а кое-кто вообще проворачивает дела с Ханонго! Ты видишь, сколько здесь ривезов, в которых упоминаются королевские корсары? Что это может обозначать? Только одно — через пиратов «крутятся» деньги, заработанные на махинациях с королевской казной.