— Царица ровно взбесилась! И так кажный день к ней подходишь и молишься — лишь бы не зашибла чем тяжелым во гневе своем неправедном, а нонче вовсе разум потеряла! Видно, сильно на нее весть о пожаре подействовала, — взахлеб принялась рассказывать другая девица. Подняла всех своих воинов смуглокожих и велела им пепелище обыскать, все до последней досточки перетрясти! А как доложили ей, что сгорело только очистилище и никого из тамошних пленных вовсе нет, тут царица побурела личиком, что твоя свекла! А опосля беседы с махатмою своим ее перекосило так, что смотреть жутко!
— Это как же? — залюбопытетвовал народ.
— А так, что одна половина лица у ней человечья, а другая — волчья!
— Да ты врешь!
— Вот вам крест честной, православные, что не вру! И теперь она в таком образе по дворцу шарится и лютует безмерно. Сначала все зеркала переколотила — неприятно же вместо человечьего лика этакую харю наблюдать. Потом за посуду принялась. Севризов кидайских многоценных побила бессчетно, фуржеров граненых стекла букингемского о стену расколотила цельную сотню! И все кричит?вопит: «Конец нам пришел, махатма!»
— Все ж таки ты врешь. Да Аленка быстрее удавится, чем таковые слова произнести решится.
— И не вру, дяденька, ни капельки! Сама слыхала, когда за горшком цветочным хоронилась: кричала так царица! А Матренка мои слова подтвердит!
— А что же махатма?то ейный делает? Как он на этот разор смотрит, окороту буйной бабе не даст?
— С махатмой царица в размолвке великой, — потупили взоры девицы, — поскольку он ее разными нехорошими словами ошибал и бесстыдной крутизадкой честил, а она его за энто непотребство заперла и ключ не дает никому. Только и слыхали мы, как махатма головой о стенку бьется и своим богам беспрестанно молится… Хочет из Кутежа деру дать. А царице энто ровно нож вострый в сердце!..
— Быть такого не может!- удивлялись зеваки и продолжали наслаждаться звуками производимого узурпаторшей разрушения…
Однако вопреки всем замечаниям скептиков все было именно так.
Едва до Брахмы Кумариса дошла весть о полном разрушении лечебно?трудового очистилища, как он посчитал это дурным предзнаменованием, о чем не преминул тут же заявить своей кармической жене.
— Да ведь что в том за беда, махатмушка! — поначалу легкомысленно отмахнулась Аленка. Ей было хорошо после очередного выкуренного «косяка просветления», и на жизнь она смотрела с удивительной беспечностью. Долго ли нашим рабам новые бараки выстроить!
— Шудра непросветленная! — заругался на узурпаторшу махатма. Как ты не можешь понять простых истин: из маленькой искорки разгорается большой костер, из одного деяния против власти начинается восстание!
— Восстание подавим, — икнув, заверила махатму Аленка и потянулась к кадке с солеными огурцами, которой теперь в царских покоях было отведено почетное место. Ты только погляди, махатмушка, какая?то зараза все мои огурцы из кадки повытаскала!
— Ты сама же их и съела, ненасытная дочь Кали! — с презрением бросил Брахма Кумарис.
Ты только погляди, махатмушка, какая?то зараза все мои огурцы из кадки повытаскала!
— Ты сама же их и съела, ненасытная дочь Кали! — с презрением бросил Брахма Кумарис.
В последнее время он испытывал приступы жестокого отвращения при виде своей кармической супруги и уже не раз проклинал колесо сансары, заставившее его прикатиться в это загадочное для вашнапупского понимания Тридевятое царство. Махатма делал все, чтобы сломить жестоковыйность кутежан и заставить их жить по его законам и его вере. Он опирался на Аленку в уверенности, что та будет ему ступенью для создания уникального царства просветленных. Его, личного царства. Он давно, еще когда сверзился с крылатого змея, понял, что перед ним открываются блестящие перспективы. Здешний народ оказался тупым и запуганным, ничего не стоило лишить этих людишек их драгоценных пряников и заменить пряники кнутом. Он вызвал сюда всех своих учеников и поклонников и отдал им Кутеж на полное разграбление и попрание. Он уже готов был сделать следующий шаг: объявить себя богом, а Аленку — личной пророчицей и чудотворицей, как все пошло вопреки воле Шивы. Или Вишну. Кто их разберет, этих многочисленных гимнолайских богов; он, Брахма Кумарис, никогда и не стремился разобраться в их сложной генеалогии. Важнее было самому занять какую?нибудь божественную генеалогическую ветку, и нирвана так была возможна…
Если бы не пожар.
Брахма Кумарис не был бы просветленным махатмой, если б не представлял, к чему приводят подобные пожары.
И вот сейчас он пытается втолковать этой толстозадой кутежанской царице, что они находятся в опасности, а она с упорством свиньи роется в кадке, выискивая презренный соленый огурец, вместо того чтобы благоговейно выслушать его, махатмы, речи.
— Ничтожная мудхи! — кривясь от отвращения, произнес махатма. Ненасытная свинья! Распутная дщерь придорожной канавы!
Аленка, вытащив из кадки руки, мокрые от рассола, с налипшими вялыми венчиками укропа и пижмы, внимательно смотрела на своего кармического супруга.
— Ты что это ругаешься, как последний коновал, Брахма сиятельный? — наконец осведомилась она тоном, в котором слышалась подступающая гроза. Ты на кого пасть разеваешь, собака вашнапупская?! Или ты своего кальяну обкурился так, что уж и не видишь, кто перед тобой?!