— Ох, Руфина, какая ты любвеобильная! — только и вымолвила я.
— Учись! Мужчины от таких женщин без ума! — гордо ответствовала мне кошка. Понежась с котятами, она спрыгнула на пол и заявила: — Кстати, еще о послах и вообще о дипломатии. Тебе это пригодится, поскольку…
— Но я же буду женой конюха…
— Василиса, иногда толковый конюх ценится выше бездарного вельможи. Так вот, о дипломатах. Рекомендую тебе завязать дружбу с женой посла княжества Нихтферштейн. Мари фон Кнакен, урожденная Штальбаум, — очаровательная, добрейшая и весьма остроумная дама. Чего, кстати, не скажешь о ее муже — манеры солдафона, интеллект колотушки для орехов. А уж какие ужасающие у него зубы! Не представляю, как бедная Мари с ним…
— Погоди, — захлопала я глазами, — Мари Штальбаум… Зубы… Орехи… Ты хочешь сказать, что здесь, в Тридевятом царстве, с дипломатической миссией находится тот самый Щелкунчик?'
— Да. И ничего особенного в этом нет. Не такой уж он и отважный?благородный, как его воспели. Зубы, правда, крепкие. На Масленой неделе он потешает наших мужиков тем, что запросто перекусывает дубовые палки в три пальца толщиной.
— О нет…
— Так я не о нем, а о его супруге. Мари сейчас на сносях. Ей одиноко — она плохо знает русский язык. Сойдись с нею на почве сказок… или детей. Словом, будь к ней поближе…
— Это продиктовано интересами высокой политики? — иронично поинтересовалась я.
— Нимало. Просто я полагаю, что тебе не покажется лишним общество интеллигентной женщины.
Настойчивость, с которой златоглазая Руфина рекомендовала мне свести дружбу с героиней бессмертной сказки маэстро Гофмана, мне не импонировала. Но возражать я не стала. Время покажет, зачем это нужно. Тем более что я сподоблюсь лицезреть легендарного Щелкунчика. Это наверняка незабываемое зрелище.
— Продолжим осмотр, — напомнила мне кошка, но я, переходя с ней к очередному сундуку, спросила:
— А почему о дипломате этой… Фигляндии ты не говоришь ни слова?
Руфина кратко мявкнула, но потом все?таки снизошла до ответа:
— Туукка Тииккуриилла, безусловно, замечательный дипломат и эффектная женщина, но знакомство с нею, боюсь, не пойдет тебе на пользу.
— Женщина?посол?
— Да. Фигляндия очень феминизированная страна. И я опасаюсь, что ты проникнешься вольнолюбивыми идеями незамужней Туукки и откажешь Ивану.
— Было бы неплохо… — пробормотала я, за что получила еще один испепеляющий взгляд.
— Царство мое погубить хочешь?! — намылилась вновь возрыдать околдованная царица.
— Не хочу. Никоим образом. Сделаю все, что велите. Только не надо снова выть в душераздирающей тональности ре?бемоль?минор.
— Нету такой тональности! — сразу вскинулась кошка.
— Есть. Когда некая кошка Руфина скандалить начинает, — усмехнулась я. Ладно, все. Я внимательно рассматриваю узоры на поневах.
Мы примолкли и вплотную занялись изучением свалившегося на меня приданого.
В ходе осмотра были выявлены: короб с туфлями, сафьянными сапожками и даже дюжиной новехоньких лыковых лаптей (правда, Руфина предупредила, что лапти мне придется носить чаще, чем атласные туфельки, поскольку брак с царским конюхом все?таки предусматривает скромную жизнь. Хотя для посещения, допустим, царских палат я просто обязана одеться эффектно).
Для эффектности прилагались кокошники, до того затканные золотой канителью и всякими полудрагоценными камнями, что их страшно было надевать на голову — шея сломается под тяжестью подобного головного убора. Тут же была и свадебная фата — полупрозрачная, из кидайского миткаля, долженствующая закрыть меня всю, аки свежеусопшую мумию, с головы до пят.
— Я выгляжу как привидение, — пробормотала я, смотря на себя в зеркало сквозь ткань фаты.
— Ничего, тебе так недолго ходить. Только под венец и до вскрытия.
— До какого вскрытия?!
— Темный ты человек, а еще кандидат филологических наук! Обряд такой есть на свадьбе: молодой муж вскрывает невесту, то есть открывает ее лицо, убирает фату, чтобы все гости видели, какова молодая жена.
— А я уж было худое подумала…
— Меньше думай — больше делай, — сурово потребовала кошка. Так, нам немного осталось: в тех двух ларцах ожерелья, брошки?сережки — словом, полный ломбард при ювелирном салоне, а вот здесь… — Кошка с некоторой торжественностью подняла крышку небольшого, невзрачного на вид сундука. Поди?ка сюда, Василиса, — негромко позвала она меня. Ничего из этих вещей не узнаешь?
— Как не узнать, — завороженно протянула я. Неужели это все — те самые?
— Да. И золотое блюдечко с наливным яблочком, и скатерть?самобранка, и сапоги?скороходы, и шапка?невидимка… А вот гребешок, из которого, если оземь его бросить, целый лес вырастает, И полотенце, в бурную реку превращающееся…
— Шикарно! — только и сказала я. И что мне с этими вещами делать?
— В семейной жизни все пригодится, — с выражением загадочной мудрости проговорила Руфина. А вот это… это просто государственная ценность. И я надеюсь, что она вам с Иваном будет без надобности.
Руфина осторожно держала в лапках довольно невзрачного вида кольцо, вроде тех самодельных печаток, что носят вышедшие из мест заключения. Кольцо меня не впечатлило.
— Что же в нем особенного? — лишь ради приличия спросила я, потому что демонстрация сундучных богатств меня порядком утомила. Оно вызывает джиннов? Или еще каких?нибудь слуг волшебных?