Пыл Арефия поняли и даже не стали давать ему положенного щелбана за то, что встрял в разговор старших. Все понимали, что не до субординации нынче. Серьезное дело назревало.
— А дальше принялись с энтих птиц спрыгивать толпы народу странного: все собой смуглокожие, бритоголовые, в простыни белые завернутые да лопочут не по?нашему. И все оченно на Брахму, Кумариса похожи! Прилетело их на птицах таким манером сотен пять (птицы всю Красную площадь и ближние улицы пометом локтя на три вышиной загадили), и объявила .Аленка, что это просветленные ученики махатмы Брахмы Кумариса и они теперь так за наше воспитание возьмутся, что жизнь сразу будет самая что ни на есть райская нирванская. Они и взялись…
— Что ж было? — стиснул кулаки Микула Селянинович.
Они и взялись…
— Что ж было? — стиснул кулаки Микула Селянинович. При одной мысли, что какие?то чужеземные проходимцы учинили экспансию в землю преславного града Кутежа, у него изжога от злости начиналась.
— Прежде всего эти залетные по приказу Аленкиному главную ярмарку закрыли, торговцев разогнали, а товары опечатали и объявили пожертвованными в фонд борьбы с Кали?югой. Потом торговые ряды поломали, на их же месте выстроили длинные дома глинобитные, соломой крытые, с окошечками меньше, чем в нужнике. И Брахма энтот Кумарис объявил, что сии дома суть исправительные жилища для тех, кто противится пути просветления.
— Каталажки, значит…
— Ага. А ученики, мол, Брахмы, будут всех недовольных и больных высматривать и в исправительные жилища отправлять. Но это только беды начало…
— Ничего себе начало! — опять вскинулся юный Арефий. У него уже в копчике зудело в бой ринуться и какому?нибудь ворогу рыло начистить. Это заметили.
— Осади, Арефий, — строго велел юнцу самый спокойный и рассудительный богатырь по прозванию Денисий Салоед. Дай рассказ дослушать.
— О прошлой седмице издала Аленка?паскудница вместе со своим махатмой первый указ, в коем потребовала отныне именовать себя не иначе как Матерью Мира, во! Но самое?то жуткое вот что было: объявила Аленка сим указом мед и пряники нечистой, греховной да преступной пищей! А все, кто мед да пряники ест либо производит, — суть окаянные мудхи, враги человечества и государственной власти.
— Оба?на, — тихо присвистнул Елпидифор Калинкин.
— Эти смугломордые, что на птицах?то прилетели, в одну ночь все пасеки разорили?пожгли, а пасечников похватали да в царские казематы попрятали. И ведь ни одна пчела энтих охальников не ужалила, ни один с распухшей мордой не ходил! Видать, то колдовство было Аленкино. Или Кумарис чего?нибудь накумарил…
— Ах они, сукины дети, — задумчиво протянул Де?нисий Салоед, — Чего удумали. Тридевятое царство без пряников — ровно богатырь без коня. Непорядок. Надо вмешаться, други!
— Это еще не все! — заторопился вестовой; новости так и посыпались из него, как горох из дырявого мешка, — На месте пасек повелел Брахма сеять коноплю да мак — это, дескать, священные растения, без них никак не просветлиться, кумару не будет. Наши мужички, конечно, такое дело делать отказались. Тогда Аленка другой указ издала, хлеще первого…
— Неужто?.. тихо, словно не веря, спросил бледный от гнева Ставр Годинович.
— Да, — горько опустил скорбную главу вестовой, — объявила подлая кровопивица, что отныне Тридевятое. царство идет путем очищения и святости, а посему начинается в нем повсеместно борьба с пьянством, и алкоголизмом. Ибо, как сказано в том указе, всякое вино и брага — есть грех, оскверняющий уста и погубляющий душу. Помните винокурню старого Филата Зеленого Черта?..
— Как же не помнить… Какое было бухло отменное!..
— Нет теперь той винокурни. На ее месте выстроили некое капище, в коем воскуряют благовонные масла и жгут свечи какому?то Вшивану. Наши попы воспротивились, да им быстро рты позатыкали.
— А с Филатом что?
— Помер, — вздохнул вестовой, — от разрыва сердца. Не вынес разорения дела всей своей жизни. После Филата уж все позакрывали, даже тем, кто пиво варил да квасы квасил, запрет на работу наложили. Тех же, кто противится…
— Понятно, — мрачно кивнул Мйкула Селянинович. Спорщиков никто не любит.
— Словом, беда и разорение в столице, да и по всему царству Тридевятому. Мясо есть нельзя — грех и скверна, хлебы печь нельзя — нарушается это… равновесие природы.
Мясо есть нельзя — грех и скверна, хлебы печь нельзя — нарушается это… равновесие природы. С бабами кувыркаться пуще того нельзя, потому как это только ненужное истечение драгоценной кармической энергии. И детей плодить не след, потому как грешно к ним питать чувства отеческие и материнские…
— А что же можно тогда? — зло усмехнулся Никандр Кутежский,
— Пахать с утра до ночи на Брахму этого да мантры петь, пока язык не треснет. Это называется «кумарить». Брахма говорит, как кто вдосталь накумарится, на того и просветление вечное снизойдет, и того живьем сразу на небо заберут… Только пока у нас никто туда не стремится.
— Что ж, — подвел итог беседе Мйкула Селянинович. Голосует мое сердце за то, чтобы помочь страждущему Отечеству и избавить народ Тридевятого царства от паскудной Аленки да пришлого ворога. Как рассуждаете, други?