Видимо, кошка уловила мой яростный взгляд из?под фаты, поэтому апельсиновым клубком подкатилась мне под ноги и зашептала:
— Василиса, познакомься, это и есть мой второй сын, Иван. Он замечательный! Он тебе понравится!
— Сколько ему лет? — процедила я сквозь зубы.
— Это не важно. Возраст не имеет значения в любви. И вообще, вам уже в церковь пора.
— Руфина, я не хочу.
— Василиса, надо.
— Не могу.
— Ты же мне обещала! Это ненаучный подход к проблеме! Воспринимай все это как эксперимент! Как лабораторный практикум!
— Не могу.
— Заклинило тебя, что ли?! А ну?ка колдану?ка я! Видимо, Руфина и впрямь «колданула». Потому что на мою душу вдруг снизошло спокойствие и какая?то обреченность. Замуж — так замуж. За дурака — так за дурака.
Кстати, в том, что он дурак, я убедилась, даже еще и не выходя из горницы. Детинушка?жених сосал петушка на палочке и мне тоже предложил такое же угощение в качестве подарка. С петушком на палочке в руках, с фатой на больной голове, с печалью в сердце я и поехала венчаться.
* * *
Сказать, что свадьба была шумной — значит, ничего не сказать. Ковши с брагой, зеленым вином и сладкой медовухой летали над роскошно накрытыми столами: подобно лебедям и уткам. Провозглашались здравицы в честь молодых, вручались подарки (их тут же, под контролем Руфины уносила куда?то Оля). Я сидела под фатой и не могла ничего ни съесть, ни выпить. Впрочем, и не хотелось. От одной мысли, что мне предстоит брачная ночь с этим великовозрастным оболтусом (он даже под венцом не расстался с леденцом'), мне хотелось выть. Мельком я посматривала на жениха, надеясь, что он упьется и никакой брачной ночи не будет. Но Иванушка к хмельному не прикасался, только грыз очередного леденцового петуха и прислушивался к тому, что ему нашептывала матушка?кошка.
— Руфина, — позвала я ее. Можно тебя на минуточку?
Кошка отмахнулась лапкой и продолжала что?то шептать на ухо своему бастарду. Я уловила только отдельные фразы типа «осторожнее работай руками, это тебе не медведь?шатун, а жена» и «не обращай внимания на ее стоны, так положено» и запунцовела, словно настоящая невеста. Неужели кошка ему еще и правила поведения в постели втолковывает?!
— Руфина! — Я уже кричала, потому что гости, перепившиеся зелена вина, шумели совершенно ненормально. Руфина, или ты немедля ко мне подойдешь, или я ухожу со свадьбы!
Эту угрозу кошка услышала?таки и мигом подскочила ко мне. Маленькая позолоченная корона, украшавшая голову, съехала ей на нос. Я поправила кошке корону (не след царице, даже заколдованной, выглядеть перед своим народом по?шутовски) и сказала:
— Имей в виду, я считаю этот брак исключительно формальным… актом. Никакого секса с этим недорослем я не допущу.
— Уверена? — Кошка насмешливо блеснула янтариками?глазами. Знала бы, от чего отказываешься…
— Ой?ой?ой! Переживу. Пусть лучше твой сынок книжки читает.
— Он у меня и так все науки превзошел…
— Заметно.
— Василиса, на тебя не угодишь. Напрасно ты так… О, а вот и мой старший сын, Иван?царевич со своею женой пожаловал! Ну?ка, молодые, встаньте да поклонитесь!
Пришлось встать и поклониться.
Иван?царевич, к слову сказать, не произвел на меня никакого впечатления. Худосочный, лицо какое?то лошадиное, вытянутое, глаза лениво?сонные. Хотя наряд на нем был роскошный, воистину царский. Один кушак, наверное, стоил целое состояние.
Впрочем, с женой Ивану?царевичу явно повезло. Моя тезка действительно была очень красива, просто загляденье. Она немного походила лицом на знаменитую Царевну Лебедь с картины Врубеля. Под расшитым сарафаном угадывался характерный животик, делавший Василису Прекрасную еще краше.
— Первенького носит, — гордо пояснила кошка. Сынок должен родиться…
— Ты что, сделала невестке ультразвуковую диагностику? — съехидничала я, но кошка лишь хвостом дернула в. ответ .на мое ехидство:
— Я и без вашей диагностики могу все что надо определить!
Меж тем царевич с супругой подошли к нам вплотную, и я увидела, что в руках царский сын держит объемистый сверток:
— Подарочек примите. Он протянул сверток мне. Ковер. Моя Василисушка ткала да вышивала. На стену повесить — загляденье!
— Благодарствую. Я поклонилась и вспомнила, что в таких случаях принято подавать дарителю чарку с хмельным.
Руфина и тут подсуетилась, приняла у меня ковер и подтолкнула под руку золоченую братину с медовухой.
— Испейте, гости дорогие! — Я поднесла царевичу братину.
Тот надолго к ней приложился, а когда поставил на стол, по его рыжеватым усам тек пенистый мед. Царевич отер усы и зычно сказал:
— Чтой?то у вас мед — прошлогодний чай! Пить?то как горько!
— Горько! Горько! -завопили обрадованные хмельные гости.
Меня передернуло.
— Не буду, — прошипела я Руфине, которая в этот момент заставляла дурачка встать и поцеловать меня.
Он шел на этот подвиг, как и я, с явной неохотой. Под вопли «Горько!» мы торопливо поцеловались через миткаль моей фаты. От моего мужа пахло фруктовыми леденцами. Гадость!
— Что ж это жених невесту через фату целует! Неужто так она ликом страшна?! — прозвучал во внезапно рухнувшей на веселый пир тишине холодный женский голос.