Поэтому царевич нашел нужным встрять в беседу с ценным советом:
— А ежели мы побег устроим как раз в то время, когда вашнапупцы на свое очередное кумарничанье соберутся?
Слова царевича произвели должный эффект. Все уставились на него и ждали продолжения. Царевич смутился.
— Ну, что… Я же, когда недолго во дворце?то был, видал, что у них на стенке грамотка висит. А на энтой грамотке расписано, в какие часы смуглокожим полагается идти на поклон к махатме и просветляться…
— А ты хоть запомнил, какие то были часы? — нетерпеливо воскликнул Маздай Маздаевич.
— Нет. Зачем себе память засорять, — невинно ответил царевич…
— Эх! — воскликнули все.
— Я энту грамотку снял со стены и в карман себе сунул, — пояснил царевич спокойным тоном.
— Здорово!
— Вот она!
Все уставились в грамотку, пытаясь при лунном свете разглядеть на ней написанное.
— Черт, не видать ни… чего. Сюда бы хоть лучину!
— В задницу тебе причину! На свет сразу сюда милосердные братья набегут с иголками своими…
Тут вмешался Фондей Соросович. Он заявил, что его переводчик, мистер Промт Дикшинари, может читать любой текст в полной темноте благодаря феноменальной чувствительности пальцев к чернилам. Это решили проверить сразу же.
Промт Дикшинари положил растопыренные пальцы на бережно подсунутую грамотку и голосом, лишенным всяких эмоций, заговорил:
— Шесть утра — общая медитация.
Половина восьмого — медитация для братьев из общины охранников. Девять утра — общая медитация…
Словом, когда Промт Дикшинари произнес: «Полночь — общая медитация двойной продолжительности», все облегченно выдохнули:
— Вот оно, нужное время!
— Мы, кстати, можем проверить, — сказал Иван Таранов, — отправятся ли наши просветленные на полночную медитацию. И таким образом знать точное время для побега.
Елпидифор Калинкин поглядел на расположение луны в небе и определил:
— До полуночи еще четверть часа.
— Значит, сейчас они должны уходить. Потому что им до Красной площади дольше добираться.
— Кто пойдет поглядеть?
Богатыри молчаливо мялись. По правилам очистилища, выход из палаты после отбоя считался серьезным дисциплинарным нарушением, за которое полагалось неделю сидеть на чесночных клизмах. И даже если человек шел по вполне невинной и естественной нужде, милосердные братья заставляли его писать заявление на внеурочное посещение нужника. В двух экземплярах. И потом сопровождали бедолагу до встроенного в помещение каземата отхожего места.
Словом, чесночных клизм не хотелось никому.
— Рискну, — сказал, прерывая общее молчание, Иван Таранов. Мне хуже уже не будет. Жизнь прожита, пиво выпито. Пойду схожу в их комнату, проверю, там эти вашнапупцы или нет.
— А если попадешься?!
— Скажу: в нужник требуется. Вот у меня и заявление положенное накорябано… Ну а ежели погибну, то отомстите, молодцы, за павшего геройской смертью пивовара Ивана Таранова!
Пивовар мышкой юркнул из палаты в длинный, слабо освещенный коридор. Его долго не было, и всем находившимся в палате казалось уже, что они потеряли всякую надежду на возвращение храброго ушастого старикана. Царевич так вообще пилил себя за малодушие:
— Надобно было мне вместо него идти! Царевич я али не царевич?!
Но тут страхам «пациентов» пришел конец. Дверь палаты приоткрылась, и Иван Таранов, прядая ушами, доложил:
— Они действительно все ушли. Сейчас в очистилище нет никого, кроме нас, пациентов.
— Так, может, прямо сейчас и рванем?! — спросил решительный Маздай Маздаевич.
— Погоди, — осадил его Микула Селянинович. Быстро токмо блохи плодятся. Побег надо готовить толково.
— Верно, — поддакнул Иван?царевич.
— Йа вот что хочью спросить, — услышали все вкрадчивый голос Фондея Соросовича. А вы увьерены, что в этом Чьертоногом лесу имеются партизаны?
Все задумались. Этот вопрос как?то никого до сей минуты не занимал, поскольку проблемы самого побега волновали гораздо больше. Наконец Иван?царевич подал голос, выражая общую: мысль:
— Даже если там и нет партизан, то они будут. Как только мы в том лесу окажемся.
— Моя?твоя мало?мало партизан, эгей! — предупредил Тудыратым Жарамдылык, кутаясь в свою лисью шубу. Шубу, как ни старались ее отнять просветленные братья, Тудыратым так и не отдал, посему получил среди «пациентов» очистилища репутацию человека нецивилизованного, но принципиального. И мнение его ценили так же, как и мнение любого из попавших в лечебно?трудовой переплет богатыря либо ремесленника.
— Верно бает Тудыратым, — вздохнул Маздай Маздаевич. Мало нас. Страшно далеки мы от народа…
— Ничего. Мы не числом возьмем, а уменьем! — погрозил кулаком невидимому противнику Ставр Годинович.
— Это верно. Ведь и легенда такая есть про Николу Непобедимого. Тот тоже мастак был выходить в одиночку супротив цельного вражьего полчища. И завсегда побеждал… — проговорил Елпидифор Калинкин.
— Изложи нам сию легенду, братец, — попросил пивовар Иван Таранов.
— Изложи нам сию легенду, братец, — попросил пивовар Иван Таранов. Подыми в нас дух боевой да раздуй пламя гнева праведного!
— Отчего ж не рассказать добрым людям. Тем паче и ночь до рассвета коротать как?то надобно… Только имейте к моему рассказу снисхождение — я же не боян прирожденный, а всего лишь витязь скромного происхождения, обученный не былины петь, а мечом махать.