— Дом трезвости, значит, — определил серьезный и многознающий, побывавший в разных странах и битвах крепкий витязь по имени Маздай Маздаевич. Воистину сие есть непотребство, вероломство и полный беспредел! Помню, в одном из своих походов на Пиратские Помираты наш отряд под предводительством сиятельного графа Сбренди тоже увидел подобные дома.
По приказу графа их предали беспощадному разрушению…
— А спроси еще, Фондей Соросович, — прервал Микула Селянинович поток воспоминаний витязя Маздая, — на каковом языке сия надпись изложена?
Соросович еще раз пихнул в бок переводчика.
— На древнем самскрипе, — незамедлительно ответил тот. Лингва самскрипус публис эт плебсис вашнапупис эст. Самскрип — язык аристократов и плебеев местности Вашнапуп. Это есть весьма далеко отсюда…
— Ужо энто мы и так поняли, — пробасил, поправляя перевязь меча, Елпидифор Калинкин, — Наслышаны.
— Эх, мужики! — горестно воскликнул Микула Селянинович. Во что столица превратилась, вы только поглядите! Раньше, бывалоча, приедешь, к примеру, жалованье получать, тут тебе и все радости: хошь — катайся с Воробьиных горок, хошь — ходи картинки глядеть переезжими живописцами намалеванные…
— Аре лонга, вита брэвис! — к месту ввернул мистер Промт Дикшинари.
— Во?во! Вита была, самая что ни на есть дольче! И выпить есть где, и на веселые пляски девиц нестрогого поведения поглядеть! А теперь что?! Вот на энтом месте, я помню, ха?р?рошие карусели стояли! На качелях, бывало, раскачаешься с красотулечкой какой — аж дух захватывает!..
— Туда, сюда, обратно — тебе и мне приятно, — хихикнул, краснея, еще и не пробовавший катания на качелях юный Арефий. Ему опять дали щелбана. Но не больно, в профилактических целях.
Когда же богатырский отряд выехал на Красную площадь аккурат перед царскими хоромами, лица у витязей запасмурнели окончательно.
— Кощунство, — тихо проговорил Ставр Годинович.
— Паскудство, — крепче выразился Елпидифор Калинкин.
— Нарушенийе мьеждународная конвьенция об охране памьятников культура! Надо сообчать в Гаагский суд! — нахмурил брови Фондей Соросович.
— Гаагский суд далече, а наш, богатырский, — тут как тут! — рявкнул Никандр Кутежский и взмахнул булавой. А ну, поскачем, витязи любезные, выкурим из терема царского самозванку да ее полюбовника вашнапупского!..
И с громким гиканьем да молодецким посвистом ринулся богатырский отряд на приступ, полагая, что победу возьмет напором да храбростью. Но не тут?то было.
Меж мчащимся отрядом и царскими палатами словно по волшебству выросла стена из плотно стоящих, ощетинившихся серебристыми тонкими копьями (больше похожими на длинные иглы), смуглокожих, одинаковых лицом воинов в белых одеждах.
— Расступись! Поберегись! Пропустить нас к царским палатам немедля! — завертел мечом над головой бесстрашный витязь Маздай Маздаевич, рассчитывая, на положительное воздействие психологического фактора.
Но в ответ на его маневр смуглокожие лишь плотней сомкнули ряды и перехватили копья.
— Ах так! — вскинулся Никандр Кутежский. Ну, пеняйте на себя, убогие!
— Не добром — так топором! — добавил Денисий Салоед и действительно вытащил из?за пояса свой жуткий даже на вид боевой топор.
— Мэй би, все ешче рьешат пьереговоры? — Фондей Соросович и тут попытался проявить дорогую его западному сознанию толерантность. Мистер Промт Дикшинари, скашите этьим людьям, что мы есть явиться фор конструктивный диалог с этничьеской тьеррорьисткой леди Эллен и ее интернейшнл бойфренд!
— Ашурам вашурам пшлибывы шивабахариши, ом! — кивнув патрону, заговорил на самскрипе безотказный Промт Дикшинари.
На смуглокожих его слова не произвели ни малейшего впечатления. Их копья все так же серебрились на солнце.
— Не дошло до них видать, — Денисий Салоед задумчиво погладил рукоять боевого топора.
— Не дошло до них видать, — Денисий Салоед задумчиво погладил рукоять боевого топора. Придется использовать эти… альтернативные методы.
— Этто называеттся «агрессивные пьереговоры»! — неизвестно для кого пояснил Фондей Соросович, задвинул в тыл своего переводчика и принялся раскручивать над головой моргенштерн.
— В атаку! — проревел Микула Селянинович, и богатырский отряд ринулся на недрогнувших бойцов в белых одеждах.
* * *
За ходом сражения на Красной площади наблюдали не только сбежавшиеся на шум простые жители Кутежа. Отогнув уголок занавески, узурпаторша Аленка с мечтательной улыбкой созерцала побоище.
— Как думаешь, махатмушка, — отвернувшись от окна, обратилась она к раскинувшемуся в нирване кармическому супругу, — нам этих дураков на колья посажать али коноплю сеять заставить, когда наши славные ребята их в плен заберут?
— Кумарис, — равнодушно бросил махатма. Аленка рассмеялась смехом заработавшей гильотины:
— Какой же ты у меня премудрый, махатмушка! Как все верно рассудил! Направим мы пленников в лечебно?трудовое обиталище, сделаем из них рабов послушных и просветленных…
Аленка присела у ложа, на котором томно лежал абсолютно нагой вашнапупский учитель, и поднесла к вспухшим от тайных страстей губам мундштук кальяна. Она курила до тех пор, пока в ее глазах не появилось нечеловеческое стеклянное свечение, а в ушах не зазвучала особенная музыка.