— Не видит! — успокоила кошка.
Отзыв даю на тот случай, если Аленка тобой обратится и задумает меня облапошить. Тут такая политика!.. Словом, держись, Василисушка! Пора мне. Ишь, Ко Сей как зыркает своими гляделками косыми!
— Давай хоть попрощаемся, — У меня глаза были на мокром месте. Как же я без тебя тут буду…
— Долгие проводы — лишние слезы, — отрывисто сказала кошка, — Ты справишься. Ты — Премудрая.
Кошка решительно отошла от меня и сказала довольному Ко Сею, протягивая передние лапки:
— Я готова.
Ко Сей оскалился и защелкнул на лапках Руфины Порфирородной маленькие блестящие наручники.
— Пойдем, кандальница, — ухмыляясь, протянул он.
— Хоть перед царством?то меня не позорь, чрез весь Кутеж не волоки! — прошипела Руфина, — Дай уж телепортацию применить!
— Телепортацию ей, — проворчал Ко Сей и взмахнул рукой, а кошка синхронно махнула закованными лапками…
* * *
И уже не было в трапезной ни Руфины, ни кидайца Ко Сея.
Тут и окаменение с Иванов спало.
— Забрал, окаянный! — возопил Иван?царевич. Коней седлать надобно да в погоню, матушку вызволять!!!
— А матушка велела разве ее вызволять? — вполне резонно поинтересовался мой дурачок.
— Тебя, дурака, не спросили! — оборвал брата царевич. Твое дело — леденцы грызть! А я на подвиги поскачу!
С этими словами царевич выскочил из терема, спотыкаясь о собственный меч. Иван подошел ко мне.
— Не печалься, Василиса, — сказал он. Завьем беду веревочкой.
— Ты так считаешь? Тогда растолкуй мне, пожалуйста, что здесь у вас вообще в царстве творится!
* * *
Напрасно было бы ожидать от заведомого дурачка толкового рассказа о политической ситуации вокруг и внутри Тридевятого царства. Я, признаться, и не ожидала. Поэтому изумилась до чрезвычайности, когда мой Иван, взяв меня за руку, вывел из терема на задний двор, где в небольшом грушевом садочке стояло плетенное из прутьев сооружение, весьма смахивающее на беседку. В этой беседке мы с ним и пристроились. Ваня отгрыз голову очередному леденцовому петушку и раздумчиво начал:
— Что творится, баешь… У нас здесь все, как всегда…
— Как это всегда! -возмутилась я. Всегда твоя мать в кошачьем обличье ходила?! Всегда ее какой?то паразит бессмертный за долги пленял?!
— Насчет кошки это Аленка виновата… Нешто тебе маменька не рассказывала?
— Вообще?то рассказывала. Но мне даже не верится, чтоб можно было вот так: из живого человека кошку сотворить.
— Это еще что! Аленка?то, было дело, как поняла, что не выходит по ее хотению, залютовала пуще чумы…
— А чего она хотела? — спросила было я, но Ванятка как?то хитро перевел стрелки нашего разговора:
— Что?же касаемо Ко Сея, то он Почасту так проделывал с маменькой — за долги в кабалу брать. Маменька у нас до игр охочая, да с ним, с Ко Сеем, играть бесполезно — он всегда в выигрыше будет. Так вот, маменька ему проиграется — в карты, али в городки, али в энту игру непонятную, где и коники есть и слоники, — и принимается в Ко Сеевом дворце порядок наводить, мыть все да чистить…
— Как это? — Моему изумлению не было предела. Она с Ко Сеем… общается?
— Так ведь сродственник он маменьке, — пояснил Иван. Хоть и дальний — седьмая вода на девятом киселе.
— Ничего себе родственничек! И Руфина не предупредила…
— Маменька и сама не ведала, что так скоро он явится.
Да ничего не поделаешь: такой уж у Ко Сея норов бранчливый да до денег охочий.
— В голове не укладывается! Ваня, и надолго мама батрачить к Ко Сею отправляется?
— Да как с делами всеми управится, так вернется, не бойсь, — ободрил меня Ваня. К ноябрю так, декабрю…
— К?как «к ноябрю»?! — поперхнулась возмущением я. А как же я?..
— А что ты? — удивился Иван. Ты теперь со мной. И не боись ничего. Аленка тебе зла не сможет причинить…
Я затосковала. На самом деле мне все это время казалось, что я тут, в Тридевятом царстве, ненадолго — вроде студентки?заочницы, приехавшей в столицу на сессию. Поразвлекалась, достопримечательности посмотрела, ну и пора подписывать обходной лист. А теперь кто ж мне его подпишет, если виновница моей эмиграции в сказку на полгода с лишком, отправилась в неизвестном (или известном всем, кроме меня?) направлении долги свои отрабатывать?!
— Василиса, ты плачешь?то чего? — Иван неуклюже сграбастал меня за плечи, изображая таким образом непритворное участие. Не плачь, с маманей все будет хорошо…
— Дурак! — Я резко вырвалась из его объятий. Что б ты понимал! Как я теперь без Руфины обратно домой вернусь!
Иван спокойно поглядел на меня. Достал из кармана своих плисовых штанов большой платок (вроде даже чистый) и принялся утирать мне слезы.
— Спасибо, больше не надо, — поблагодарила его я. А он сказал ласково так:
— Василиса, ты туда не вернешься. И при этом его взгляд на мгновение стал острым как игла.
Вот тебе и дурак…
— Обрадовал, — только и сказала я. И тут кусты шиповника перед входом в беседку зашевелились.
— Вот вы где, — печально констатировала наше наличие Василиса Прекрасная. Она прошла в беседку и тяжело, поддерживая живот, опустилась на скамью. Поглядела на нас с тоской.
— Случилось чего? — спросил ее Ваня.
Василиса кивнула, кусая губки, чтоб не расплакаться. Да что это за царство — женщины тут без конца плачут!