Щелкунчик меж тем щелкал не хуже курского соловья:
— Моя царица… Мой перл… Мой идеал…
— Нишкни, — изрек перл и идеал, и Готфрид перешел на деловой тон:
— Я подслушивал за дверью и, признаться, даже стал опасаться за успех нашего общего дела.
— Зря, — как?то равнодушно бросила Аленка.
— Я приготовил еще некоторые документы вам на подпись, ваше величество… Он зашуршал бумагами.
— Вот, извольте. Постановление о создании временного правительства… Учреждение должности главы временного правительства…
— Хм. Небось сам на эту должность и нацелился, урюк сморщенный?
— С вашего позволения, государыня…
— Ладно, дозволяю. Только я никак в толк не возьму: на что нам какое?то временное правительство, ежели я есть главная правительница всему Тридевятому царству?
— Так ведь вы отречетесь от престола, ваше величество!
— С какой это стати?
— Неужели вы забыли? Мы ведь обсуждали с вами этот пункт плана. Как вы помните, я пользуюсь полным доверием у главарей кутежанского подполья и партизанской начальницы Марьи Моревны. Они считают, что я полностью предан их делу освобождения Тридевятого царства от… вашего величества. Зачем же их разочаровывать? В один прекрасный день, да хоть завтра, вы объявите народу, что в связи с безвременной кончиной вашего почтенного супруга Брахмы Кумариса вы отрекаетесь от престола, удаляетесь в дальний монастырь и все бразды правления передаете временному правительству и его главе, то есть мне.
Народ ликует!
— Так уж и ликует, — мрачно хмыкнула Аленка.
— Непременно, И всех ликующих мои люди обязательно возьмут на заметку. Далее. Подпольщики, партизаны и прочие народные мстители, узнав о том, что власть перешла ко мне, их как бы ставленнику, понимают, что им не нужно устраивать никаких революций и свержений тиранов. Они тоже ликуют, теряют бдительность и смело объявляются в Кутеже, полагая, что им больше не грозит никакая опасность. И вот здесь…
— Ты их — на плаху! — воодушевленно воскликнула узурпаторша.
— Нет, ваше величество- Это — неполитический ход.
— Да? А какой же ход тогда политический? Совсем ты меня запутал, Готфрид. Покойный Брахма на своем самскрипе и то понятнее изъяснялся, чем ты, родимый…
— Умоляю слушать, ваше величество. Итак, вы отреклись и исчезли из поля зрения кутежан. Временное правительство издает мудрые указы и показухи ради вершит пару?тройку, не больше, добрых дел. Но в стране разруха. Голод. Разгромлены пасеки, винокурни и пивоваренные заводы. Экономика в глубоком кризисе, а тут еще со стороны Великой Братании и Фигляндии исходит непрекращающаяся угроза захватнического вторжения в Тридевятое царство. Народ в растерянности и ужасе. Кого обвинит народ в тех напастях, которые постигли его страну?
— Меня, — неуверенно ответила Аленка.
— Вас? Но вы были подчинены воле вашего чужеземного супруга и его приспешников. Вы просто женщина, слабая, безвольная и к тому же находящаяся, в деликатном положении. И, кроме того, вы ведь отреклись от престола.
— Отреклась.
— А голод и разруха продолжаются.
— Продолжаются…
— И кто же в этом виноват?
— Не я.
— Правильно! Временное правительство тоже нельзя обвинить — оно делает все, чтоб спасти страну. Значит, виноват… народ.
— Точно!
— Но народ сам себя никогда не обвинит. Он обязательно будет искать крайнего. У вас в Тридевятом царстве, кажется, даже есть такая игра: «Кто крайний?» Так вот. Мои люди создадут в народе такое настроение, что врагами, разрушителями, погубителями и предателями будут считать всех этих революционеров?подпольщиков, партизан и народных мстителей. Кто жег запасы ячменя и солода? Подпольщики! Кто подбрасывал отравленные или взрывоопасные пряники в местах большого скопления народа? Мстители!! Кто пускал под откос обозы со свежесобранным медом с народных пасек и лишал страну ее сладкого запаса? Партизаны!'!
— Народ в это не поверит.
— Народ в это поверит! И с большим удовольствием, моя царица! Тем более что моим людям не составит труда состряпать несколько зримых и ощутимых доказательств… И народные массы сами схватят и поволокут на плаху, на дыбу, на кол всех ваших сегодняшних врагов. И ничего не останется ни от Марьи Моревны с ее партизанами, ни от народных мстителей. О них даже песен не сложат! И тогда…
— Тогда? — напряглась Аленка.
— В момент торжества народной воли, в момент, когда свершатся уже все казни, появитесь вы. Вы встанете на возвышении перед беснующейся толпой: в белом платье, в белой короне с белоснежной фатой, с букетом белых лилий в руках, словно спустившийся с небес ангел… Это мы прорепетируем, платье вам сошьет лучший кутюрье из Помиранции — они в швейном деле мастера. Ваше появление произведет на народ неизгладимое впечатление. Тут я вам подыграю, скажу прочувствованную речь о том, как вы на самом деле пеклись о народном благе, как страдали за Тридевятое царство всей душой…
— И они поверят?
— Еще как, ваше величество! Проглотят наш пирог и спасибо скажут.
— Насчет пирога я не совсем поняла…
— Это иносказание.
— Насчет пирога я не совсем поняла…
— Это иносказание. Главное, что они падут вам в ноги и слезно попросят вас опять взойти на престол.