— Я прошу Святую Импарцию оградить меня от нападок богохульника и прелюбодея, — каменный голос был глух и ровен, — я явился сюда согласно полученному распоряжению, дабы отвести возведенную на меня напраслину, но я не согласен выслушивать оскорбления. Я честно служил Господу и моим государям, но я — дворянин. Если Святая Импарция не положит конец инсинуациям, я смогу отстоять свою честь с мечом в руке.
— У тебя была честь, когда я тебя убил. — Если истукан ответит ударом, придется прыгать и уповать на фламенко. — Теперь у тебя чести нет, причем дважды. Как у лжеца и рогоносца.
— Я жду решения Святой Импарции. — Блестящая от лунного света рука медленно потянулась к мечу. Так ли медлителен он будет, когда обнажит клинок, и каков он, меч изваяния?
— Дон Диего, прошу вас отойти. — Голос де Реваля тоже был каменным. — Святая Импарция выслушает вас, когда сочтет нужным.
2
Хорошо, что Хенилья стал каменным, иначе Хайме, чего доброго, забыл бы, что командор мертв, настолько он был самим собой. Хотя чего удивляться — Альфорку, Доблехо, Лихану смерть тоже не изменила.
— Гонсало де Хенилья, — потребовал импарсиал, словно за его спиной были нотариус с врачом, а не трое покойников и непонятный дон Диего, — против вас выдвинуты серьезные обвинения. Вы должны под присягой дать обязательство повиноваться Святой Импарции, правдиво ответить на все ее вопросы и сообщить все, что вам известно о еретиках и ереси, а также о любых иных преступлениях, совершенных против мундиалитской церкви и короны, после чего с кротостью принять любое наложенное на вас наказание. Вы готовы?
Мраморный Гонсало не колебался.
Вы готовы?
Мраморный Гонсало не колебался.
— Клянусь Господом и своей честью, — пророкотал он, глядя сверху вниз на главу Муэнского трибунала. Хайме де Реваль знал Орла Онсии пятнадцать лет, а де Гуальдо видел всего трижды. Один из двоих лгал. В ночь неслучившейся смерти Хайме поверил Диего, сейчас он не был уверен ни в чем.
— Как вам уже известно, вы обвиняетесь в государственной измене и попытке убийства. — Слова сами складывались в холодные, длинные фразы, словно допрос монументов был для инкверента обычным делом. — Будучи оповещены о вторжении в пределы Онсии значительного отряда хаммериан, вы скрыли это от вверенного вам гарнизона, для чего предприняли попытку убийства гонца. Содеянное повлекло за собой гибель герцога де Ригаско и присутствующих здесь маркиза Альфорки, капитана Доблехо и сеньора Лиханы, а также семейства де Гуальдо и значительного числа добрых онсийцев и хитано, лишь чудом не приведя к разрушению обители Пречистой Девы Муэнской и истреблению монахинь и паломниц. Что вы можете сказать в свое оправдание?
— Ничего, — упало с каменных губ, — ведь я невиновен. Мои враги и враги Онсии мстят мне и после смерти.
— Найденные следы указывают на то, что гонца привезли со стороны Сургоса и бросили в холмах.
— Ложь. Гонец до Сургоса не доехал.
— Кто может подтвердить ваши слова?
— Те, кто был со мной в тот день и не видел никакого гонца.
— Назовите их.
— Это были солдаты. Я не помню имен и не знаю, где они сейчас.
— Орел Онсии забыл тех, с кем принял первый бой? — Маноло стоял рядом с Хайме, чуть задрав голову. Он ждал ответа, ответа не было.
— Отвечайте.
— На что?
— Вы не слышали вопроса?
— Нет.
Еще одна ложь или Хенилья видит лишь их с Диего?
— Вы забыли солдат, с которыми приняли первый бой? — повторил Хайме.
— Смерть стирает многое, святой отец…
— Я найду этих людей, а также того, кто видел упомянутые следы. Он еще жив.
— Этот человек либо мой враг, либо враг Онсии.
Кто-то тронул его за плечо, и Хайме с досадой обернулся. Лихана указал взглядом в сторону. Если статуя не слышит мертвых, отходить глупо, но в этом мире всегда есть место лжи. Лучше не рисковать.
— Вы что-то хотели? — Если мрамор не обладает кошачьим слухом, их не расслышать, пусть даже Гонсало врет.
— Дон Хайме, у вас нет времени искать свидетелей. Все решает эта ночь.
— Найти спустя семнадцать лет свидетелей непросто, но за год я их найду. Где семнадцать лет, там и восемнадцать.
— Обвинитель отвечает за свои слова, а судья должен решить дело в срок, иначе он будет наказан. Вы — судья. Мы, четверо, обвинители.
— Мы не в Миттельрайхе, — нашел в себе силу улыбнуться Хайме, уже зная, что услышит в ответ.
— Это закон Альконьи, — не принял шутки дон Луис, — мы поддержали обвинение Диего, вы призвали Хенилью на суд. До рассвета мы должны доказать свою правоту, иначе нас просто не станет. Что в этом случае ждет Диего и вас, не знаю, но к живым вам не вернуться.
Что в этом случае ждет Диего и вас, не знаю, но к живым вам не вернуться. Разве что вы примете сторону победившего. Возможно, это вас спасет.
— Что ж, — наморщил лоб Хайме, — будем исходить из этого. У дона Гонсало был доверенный слуга и конюх. Он взялся поводить Пикаро, а потом пытался убить Диего. Вы случайно не знаете, как его звали?
— Хулио Перес, — шепнул подошедший Диего, — но это все, что я знаю. К несчастью, конюх ничего не скажет. Мигелито его убил у меня на глазах.
— Дон Луис, правильно ли я понял, что этой ночью я могу спрашивать мертвых?