— Нет, — затряс головой Хайме, — Бенеро все-таки чернокнижник! Не спорю, вернуть с того света и наставить на путь истинный может и ангел, но заставить тебя извиняться… Инья, послушай, я на тебя и впрямь был зол, я и теперь зол, но буду честен — скажи ты мне правду, Марию уже ничто бы не спасло.
Какой с обманутого спрос, если во всем виновата я.
— Нет, — затряс головой Хайме, — Бенеро все-таки чернокнижник! Не спорю, вернуть с того света и наставить на путь истинный может и ангел, но заставить тебя извиняться… Инья, послушай, я на тебя и впрямь был зол, я и теперь зол, но буду честен — скажи ты мне правду, Марию уже ничто бы не спасло. Дело не во мне — импарсиалы не имеют тайн от Импарции. Не могут иметь. Прости, я и так сказал тебе слишком много.
— Много?! — Инья аж задохнулась от возмущения. — Да ты мне ничего не сказал!
— Хочешь знать больше? — неожиданно мягко произнес Хайме. — Поверь мне, не стоит.
Ответить Инес не успела. Через порог шагнул худой дворянин с седой бородкой.
— Сеньора, примите мои извинения. — Незнакомец поклонился со старомодной учтивостью. У него было приятное усталое лицо и очень спокойные глаза. — Дон Хайме, я вынужден напомнить вам о ваших же словах. Вас ждут.
Глава 2
1
Нельзя сказать, что Хайме вовсе не испугался, но не спрашивать же Лихану при Инье, не мертв ли он. Хватит с сестры… странного.
— К вашим услугам, дон Луис. Простите, не ожидал вас здесь встретить.
— Это вы простите нашу настойчивость. — Лихана, покойный ли, живой ли, не утратил ни вежливости, ни спокойствия. — Новости, которые вы сообщили в прошлый раз, нельзя оставить без последствий.
Прошлый раз? Что он имеет в виду — бой у дороги или так и не перешедший в смерть бред?
— Прости, Инес, я должен идти.
— Мы не договорили. Сеньор…
— Дон Луис, — в ответ на вопросительный взгляд подсказал Хайме, и гость вновь церемонно поклонился. Он помнил свое имя, у него была тень, он не шарахался от монахов, и импарсиал почти поверил, что муэнец жив. Увы, за семнадцать лет нельзя не измениться, а дон Луис не только не постарел, но даже не сменил платья. Если он семнадцать лет назад был человеком, то он умер, а если не был?
— Сеньора, мне, право, жаль. — Седоватая бородка виновато качнулась. — Но я не знаю, когда мы покончим с делами.
— Если ты задержишься, я проведаю Марию и лягу спать, — объявила Инес. Сестре и в голову не приходило, что она говорит с покойным, на надгробии которого уже семнадцать лет как греются желтоголовицы. Знает ли про Лихану Диего или странности родового гнезда для него остаются тайной? Беглецы здесь вторую неделю, и ничего с ними не случилось. Нуэс на въезде не упрямился, Коломбо тоже молчал, а ведь как вопил у дома Хенильи…
— Нужно спешить, — озабоченно объявил дон Луис. Точно так же он хмурился, считая на переправе «белолобых».
— Значит, поспешим. — Хайме поцеловал Инес в щеку, и сестра удивленно распахнула глаза — не ожидала от него подобной выходки. Да уж, отучил он родственников за эти годы от нежностей. Возможно, зря. Выходя, Хайме чувствовал спиной встревоженный взгляд, но оборачиваться было поздно во всех смыслах.
Пожилой муэнец молча шагал рядом, косые вечерние лучи падали из древних стрельчатых окон, и рядом с импарсиалом и мертвецом равнодушно брели их тени. У лестницы мертвец остановился.
— Сеньор де Реваль, — произнес он извиняющимся тоном, — боюсь, я должен просить вас снять крест.
— Значит, вы все же мертвы? — с непонятным облегчением уточнил Хайме.
— Нет, — не согласился с очевидным дон Луис, — но сейчас важно не это. Обычный путь верхом слишком долог.
— Неужели вы предложите мне метлу или черного козла? — Неисповедим путь мысли человеческой. Появление покойного сеньора Хайме воспринял почти спокойно, но сама мысль о том, что колдовские полеты, о которых твердят охотники за ведьмами, — правда, была импарсиалу отвратительна.
— Что вы! — Лихана досадливо поморщился. — Все гораздо проще и естественней. Позвольте вас позвать, и вы все поймете.
— Действительно, очень просто. — Ночуя в странном замке, не удивляйся ничему и тем паче не выказывай удивления. — Где я должен оставить крест?
— Все равно, — пожал плечами дон Луис. — Хотите зайти к себе?
— Не имеет смысла. — Как бы ни присмирел Коломбо, показаться ему без креста и в обществе то ли призрака, то ли чего-то еще более противоестественного — это слишком. — Вам повезло, что я приехал в светском платье, но каким образом крест мешает расслышать зов? Он может защитить от порождений зла, по крайней мере, об этом немало сказано, но сделать глухим?
— Разве слышен ветер и шум листвы, когда играет гитара? — покачал головой Лихана. — Вы не спрашиваете, но я должен вам сказать. Мы все испытываем к вам самые теплые чувства, и тем не менее эта ночь может быть для вас опасна.
— Я догадался, — улыбнулся Хайме, — а для вас?
— Весьма вероятно, — со своим всегдашним спокойствием ответил дон Луис. — У войны не одно эхо, сеньор де Реваль, и не одна тень. Мы говорили о чем-то похожем, но вы были тогда слишком молоды…
— Это прошло, — с каким-то удивлением откликнулся Хайме и вдруг замер, как громом пораженный собственным легкомыслием. — Дон Луис, я вынужден остаться. — Лучше прослыть трусом, чем стать невольным убийцей. — Я уехал, сославшись на обет провести день Пречистой Девы Муэнской в одинокой молитве на месте гибели Карлоса де Ригаско. Если я не вернусь, начнутся поиски виноватых, а в Муэне слишком многие имеют родичей по ту сторону гор и толстые кошельки.