— Жером, когда мы выберемся из этой ловушки?
Проводник оглядел похожие друг на друга и на столпившихся серо-зеленых ежей горы и неторопливо объявил:
— Через час, сеньор. Да вы сами увидите. Холмы на север сдадут, а нам — на восток.
— Ты уверен в своем родственнике?
— А куда он денется? — удивился онсиец и замолчал. Болтуном он не был, что не могло не радовать. Простучали копыта — подъехал граф Крапу и сообщил, что петляние по запутанным тропам ему порядком надоело.
— А вы, я вижу, рассчитывали на парад? — поморщился Лабри, глядя на украшенные тонкой вышивкой графские перчатки. Хорошо, не золото, но дойдет и до этого. Роскошь и похоть — оружие дьявольское, а девка Дорифо не просто хороша, как десяток суккубов. Шлюха умна, недаром она дочь проклятой ромульянки [9] ! Королева надела белый чепец, но рубашки у нее шелковые, а Луи падок на женщин. Слишком падок для достойного государя…
— Я рассчитывал и рассчитываю на успех, полковник. — Крапу и не подумал отвести взгляд. Любимчик короля очень быстро позабыл, кто превратил молодого Бутора из жениха Дианы Дорифо в повелителя Лоасса.
Хочется верить, у самого Луи память длиннее.
— Господь нас не оставит. — Желание отхлестать наглеца по щекам было острым до мучительности, но Лабри в очередной раз сдержался. — Но раз вы проявили беспокойство, ведите колонну. Дорогу покажет Жером.
— Слушаюсь, полковник! — Почтительные слова и насмешка в глазах. Луи такой же. Маршал считает, это пройдет. Во время войны. Значит — да здравствует война, и смерть папистам!
Лабри придержал жеребца, пропуская колонну мимо себя. Солдаты шли рысью, в хорошем порядке, никто не отставал, ни у кого не захромала лошадь, все были должным образом вооружены и одеты. Братья по вере, не раз проливавшие за Господа свою и чужую кровь, они были готовы к тому, что предстояло. Ветеран пяти войн, воин до мозга костей, Лабри мог по праву гордиться своим отрядом, и он им гордился. Собой полковник тоже был доволен — подобрать людей для столь важного дела непросто, но он не ошибся ни в ком. Недельный марш через горы это подтвердил.
Нахлынувшее раздражение понемногу стихало, уступая место уверенности, что приказ маршала Танти будет выполнен с блеском. Нельзя позволять королю заключать мир с еретиками, нельзя оставлять молодежь без дела. Праздность для души человеческой страшнее вражеских армий и злее чумы. Не зря Господень Молот [10] называл безделье ржавчиной, разъедающей железо, и гнилью, подтачивающей стропила…
Сухие знакомые хлопки донеслись из-за очередного холма, за которым скрылся авангард. Привычные ко всему ветераны не поперли вперед и не заметались, как бараны, а замерли, ожидая приказа. Солдаты свое дело знали, как и офицеры. Капитан Пивоне обернулся и поднял руку, Лабри кивнул. Вооруженные лучшими виттскими аркебузами стрелки стремительно спешились и рассыпались по сторонам, беря на прицел ближайшие склоны. Остальные ждали, стискивая рукояти шпаг и беспокойно оглядываясь.
Новый залп не заставил себя ждать, его слитность и мощь подсказывали — бьют свои, авангард. В ответ раздалось несколько разрозненных выстрелов. Лабри неторопливо поправил пороховницу, погладил коня и шагом направился в голову колонны. Пусть видят, что ничего особенного не произошло. Полдюжины стрелков в холмах — не повод махать руками и скакать галопом, но кто же все-таки стрелял? Гарнизонный дозор, кознями дьявола оказавшийся на дороге? Или, того хуже, засада? Задержали в этой узости и сейчас окружают колонну, чтобы обрушиться сверху? Если Крапу с его перчатками не озаботился проверить, ему будет очень невесело. Очень.
Крапу озаботился. Не успел полковник обогнуть предательский холм, как прискакал молодой Шетэ и доложил о том, что авангард обстрелян.
— Сколько их, Роже? — для порядка уточнил Лабри, заодно проверяя графа.
— Пять или шесть аркебуз и несколько арбалетов. Солдаты стали стрелять в ответ, а два десятка сейчас обходят засаду.
— Потери есть?
Сын покойного друга нахмурился:
— Убит один, и ранено двое. Господин полковник, мне очень жаль, но ранен проводник.
— Тяжело?
— Боюсь, да.
То, что вырвалось из уст полковника, вряд ли бы понравилось пастору, но тот отвечал всего лишь перед Господом, а Матье Лабри еще и перед маршалом. Малыш Шетэ потупился, словно был виноват. Матье потрепал его по плечу и, плюнув на осторожность, поскакал к авангарду.
Жером лежал на земле, рядом скрючился солдат, над которым хлопотал Дени Мясник, лет десять подменявший убитых или сбежавших лекарей. Крапу и двое офицеров замерли возле мертвой лошади, вглядываясь в молчащие заросли.
Громко, словно перед грозой, трещали цикады.
— Откуда стреляли? — осведомился Лабри. Крапу носил поганые перчатки, лез не в свое дело и слушал не маршала и мадам Иоанну, а Луи, но в том, что случилось, был неповинен.
— Оттуда. — Граф махнул рукой и поморщился, на колете расплылось темное пятно, которое могло означать лишь одно.
— Вы ранены?
— Царапина… Стрелки удрали, не дожидаясь, пока их окружат. С другой стороны холма их ждали лошади. Сержант Клеро нашел следы.
— Куда смотрел боковой дозор? Они вообще живы или нет?