— Вам, сеньора, вряд ли представится возможность называть меня хоть как-нибудь. Что бы с вами ни случилось, я умываю руки.
— Ты всегда слушал только себя. — Инес подошла совсем близко. Она не понимала, чем рискует: в рукаве инкверент всегда носил стилет! — Думай ты о нас, ты не добил бы отца своим монашеством… Ты не хочешь меня видеть? Но ты меня выслушаешь! Напоследок… Это я все придумала. Я, не Мария! Когда я к ней ехала, я ничего не знала, но ей стало плохо прямо здесь. Помнишь, как тебя било после раны? Ей было хуже! Я хотела позвать слуг, их не было. Так я все и узнала. Ты рассказывал мне про этого суадита. Мадругана не стал бы держать плохого врача… Мы не могли рисковать. Мундиалит мог нас выдать, а Бенеро вне закона. Он бы помог Марии и куда-нибудь уехал… Я дала б ему денег, его бы не нашли. Я не знаю, кто такой Диего, но они встретились после смерти Гонсало. После! Я была с ней на богомолье, Мариита не изменяла мужу и хотела ребенка… Ты меня слышишь?
— Разумеется. Продолжай, но я должен тебя предупредить. То, что ты говоришь мне, ты говоришь Святой Импарции.
— Это будет на твоей совести… И смерть Марии тоже. Я написала письма, взяла мантилью дуэньи…
— Взяла?
— Украла, если тебе так больше нравится!
— Сеньор! Я должен с вами переговорить! — Бенеро с каменным лицом оттеснил Инес. — Немедленно.
— Я слушаю.
— Вы уже знаете главное?
— Знаю.
— Тем лучше. Состояние женщины крайне тяжелое. Если не принять срочных мер, и она, и ребенок погибнут в течение суток. На это указывают все симптомы и обстоятельства смерти ее матери и двух сестер. С вашего разрешения я опущу подробности.
— Надежды нет? — Господь порой бывает справедлив. Убийцу убивает собственный грех. И поделом.
— Надежда уходит последней. Я исполню свой долг, но решать будет Он. Я вызову преждевременные роды. Для этого нужен порошок Populus balsamifera и еще кое-что. Вы обещали послать за необходимым.
— Говорите, что нужно и где это можно найти.
— Все, что нужно, было в моем доме.
— Все, кроме запрещенных книг, осталось на своих местах.
— И лекарственные снадобья?
— Были взяты образцы. Бо?льшая часть зелий до суда остается в опечатанном доме, чтобы исключить подделку доказательств.
— Вы можете затребовать нужное?
— Я все заберу сам. Объясните, что и где, или, еще лучше, напишите. В гостиной есть перо и бумага.
— Больную нельзя оставлять надолго, — буркнул врач, — припадок может повториться.
— С ней останется герцогиня де Ригаско. Позже я пришлю нескольких женщин. Идемте.
— Я справлюсь и одна! — Инес загородила дверь. — Сюда войдет только Бенеро! Если в тебе осталось хоть что-то… от мужчины и дворянина, не пускай сюда слуг!
И из-за этой лгуньи он настолько забылся, что заспорил при суадите с фидусьяром и был готов схватиться со всей Протектой?
— Будь по-твоему.
Копайся в чужой блевотине сама! — Посторонним и в самом деле лучше остаться в неведении. — Но без присмотра вы не останетесь. Не надейся.
Глава 5
1
Инес подняла голову и обернулась на шум у дверей, хоть и поклялась не слушать и не смотреть. Не выдержала, а отворачиваться под спокойным взглядом суадита было глупо. Герцогиня поправила простыни и поднялась навстречу втащившим переносной сундук альгвазилам. Они с Бенеро ждут лекарства, и неважно, кто их принес.
— Бенеро, посмотрите, все ли верно? — Появившийся следом за сундуком Хайме видел только суадита. Брат и раньше выдерживал характер, потому и побеждал в их полудетских ссорах. Она была старше, Хайме — упрямей, но Мария — ее подруга, а у врача слишком широкая спина. Из-за нее ничего не видно, но она должна взглянуть Хайме в лицо.
— Сеньор, мне понадобится кипяток. Сейчас немного, затем — больше. — Бенеро тоже умел не замечать ничего лишнего. Например, альгвазилов.
— Вы все еще надеетесь?
— Я могу лишь повторить сказанное.
— В таком случае, прежде чем вы исполните свой долг, я исполню свой. Приму исповедь этой женщины.
— Нет, — отрезал Бенеро, пока Инес отчаянно пыталась протолкнуть застрявший в горле комок, — ей понадобятся все ее силы. И вся решимость.
— Лучше займитесь вашими склянками, — сверкнул глазами Хайме, — они вам пригодятся. Гомес, выйди, но будь поблизости! Не забудь про кипяток.
— Я отвечаю перед Ним за две жизни! — Тень Бенеро достигала потолка. — Вы к больной не подойдете. Я знаю вашу веру, если будет нужно, вы вправе сотворить «глухую» исповедь.
— Тебе нет дела до души Марииты! — Инес не собиралась ударить, просто махнула рукой, но пальцы врача тисками сжали запястья. — Пустите, сеньор! Тебе нужен убийца Хенильи, но его нет здесь. Нет! Ты понял?
— Тише, сеньора! Мы теряем время. Сеньор, вам лучше выйти и положиться на волю Его.
— Что вы станете делать?
— Дам ей лекарство, которое поддержит сердце, а затем введу вытяжку Populus balsamifera, чтобы вызвать спазм сосудов и схватки. Ребенок родится недоношенным, но может выжить и он. А теперь идите.
— Я читал, император Барка рассек чрево роженицы мечом и извлек ребенка.
— Летописец лукавил. Это средство применимо к умирающим, чтобы спасти хотя бы ребенка. Женщину в сознании оно убьет почти наверняка, а снять боль маковым отваром нельзя — ребенок не будет дышать. Сеньор, мы теряем время! Здесь вам делать нечего, а вы не в лучшем состоянии. Возьмите синюю склянку. Это настойка мяты с валерианой. Отмерьте тридцать капель, разбавьте водой, выпейте и выйдите на воздух. По-хорошему вам следовало бы пустить кровь.