Как же он сам не догадался! Он купит Инье розы, а Гьомар их переберет и превратит в волшебную сказку. Она всегда это умела, розы, лилии, гвоздики подчинялись старой ворчунье, как самой Королеве Цветов.
— Продаешь розы?
— Да, святой отец! — Черные кудри, черные глаза, алые губы. Юность всегда прекрасна.
— Сколько просишь?
— Немного, святой отец! Совсем немного!
— Женщина есть сосуд греха, — Коломбо был полон праведного гнева, — глядящий на блудницу грешен глазами, думающий о ней грешен мыслями.
— Лично я смотрю на розы, сотворенные Господом, — шепнул Хайме. — А чем грешен тот, кто напоминает о блуднице тому, кому до нее нет дела?
Фидусьяр гордо взмыл ввысь. В небесах кружила голубиная стайка, но Коломбо и не подумал к ней присоединиться. Хайме как-то предложил спутнику полетать с пернатыми собратьями и едва не утонул в голубиной ярости. Тогда еще младший дознаватель так и не понял, в чем дело. То ли Коломбо презирал не сподобившихся благодати соплеменников, то ли был ими обижен. Говорить об этом брат Хуан закаялся, но фидусьяр раз за разом возвращался к своей ненависти.
— Святой отец возьмет дюжину?
— Корзину.
Хайме бросил девушке реал. Столько она не заработает и за неделю, но сегодня он нашел мансанильского поджигателя и заслужил праздник! Инья удивится, Гьомар примется ахать и ворчать, потом бросится за вазами…
— Вам белые?
Белые? Алые лучше, но Инес — вдова, а он — монах. Не следует дразнить себя несбывшимся.
— Да, пусть будут белые.
— Как крыло божьего голубя! Помолитесь за меня, святой отец.
— Разумеется, дитя мое.
— Помыслы этой женщины полны корысти и похоти, — возвестил божий голубь, цепляясь коготками за плечо, — иначе бы блудница не выставляла напоказ грудь и убирала волосы.
— Ты меня убедил. — Не согласишься — дорога превратится в поучающий ад! — И с девицей, и с докладом. Отдам сестре розы, белые, как крыло божьего голубя, — и к его высокопреосвященству.
— Донья Инес помнит свою потерю и ведет себя достойно! — оживился Коломбо. — Маркиз де Лэдема просил ее руки и получил отказ. Герцогиня де Ригаско получит розы цвета моего крыла заслуженно.
— Я скажу ей об этом! Брат Пабло, в Сан-Федерико через площадь Аурелио.
Бедный Лэдема! Пятый отказ за два года. Если так пойдет и дальше, он возненавидит дам, как Коломбо голубок, а Торрихос хорош! Узнавать о неудаче жениха раньше брата предполагаемой невесты — это и есть власть, ну а фидусьяры есть фидусьяры. Голубь кардинала-инкверента не мог не унизить голубя инкверента своей осведомленностью.
Жаль, у Протекты птички не в ходу, голубю Арбусто сегодня б не поздоровилось, хотя Пленилунье больше пристали вороны или чайки. Закрытый трибунал откровенен и прет напролом. Дай ему волю, в Онсии живо бы перерезали всех суадитов и синаитов к вящей финансовой выгоде, всех импарсиалов — для удовольствия и собственной безопасности, всех ученых — на всякий случай, и половину дворян, чтоб оставшиеся боялись… Только страх плохой защитник и легко вышибается бо?льшим страхом. Или, того хуже, надеждой, что пришлый враг окажется добрей своих. Протекта, как может, укрепляет трон, но победы Хенильи сделали много больше. Победы Хенильи и смерть де Ригаско. Королевский родич, закрыв собой паломниц, напомнил о временах, когда король и гранды защищали свои земли, а не обирали.
— Брат Хуан, — в пологе носилок образовалось отверстие, в котором не замедлила появиться усердная физиономия, — навстречу едет карета с гербом де Ригаско. Вы велели на площадь Аурелио. Я подумал…
— Правильно подумал! — Хайме с претензией на почти позабытую лихость соскочил на мостовую. Серая в яблоках шестерка уже остановилась — кучер сестры был не глупее помощника брата. Инья во вдовьей вуали отдернула занавеску и высунулась в окошко кареты.
Серая в яблоках шестерка уже остановилась — кучер сестры был не глупее помощника брата. Инья во вдовьей вуали отдернула занавеску и высунулась в окошко кареты. Издали она все еще казалась девочкой.
— Передумала огорчать Лэдему? — подмигнул сестре инкверент. — Мчишься с утешениями?
— Ты знаешь? — Тонкие брови недоуменно поползли вверх, к выбившимся из-под покрывала светлым завиткам. — Откуда?
— Святая Импарция знает все, — важно произнес Хайме, — кроме одного. Куда ты собралась и надолго ли?
— К Марии. Девочка больна и хочет меня видеть. Она очень просила, а делать мне, как ты понимаешь, нечего. — Инес вздохнула и тут же по своему обыкновению улыбнулась. — Зачем тебе знать, когда я вернусь? Что-то случилось?
— Ничего, если не считать того, что я поймал поджигателя, купил розы и собираюсь переночевать в твоем доме.
— И тебя никуда не погонят? Не верю.
— Клянусь провести эту ночь под твоей кровлей! Если ты, разумеется, вернешься.
— Я не вернусь, потому что никуда не поеду. — Сестра на мгновение нахмурилась. — Давай сюда розы и бумагу. Я напишу Марии, что буду у нее завтра. У тебя должны быть чернильница и бумага!
— Увы, — Хайме невольно усмехнулся, — на охоту я беру не перья, а пистолеты, но ты успеешь осчастливить и Марию, и меня. Мне нужно доложить о своей победе Торрихосу, так что раньше шести я у тебя не появлюсь.