И ведь тащат! Топчутся на месте, сопят, ничего не видят… Особенно один. Педро? Здоровенный кулак сжимает древко. Просто замечательно сжимает, так и стой… Простенький финт, прыжок, удивленные рожи. А теперь наотмашь по чужой лапе. Звучный шлепок, еще более звучный рев. Вот и второй без пальцев. По крайней мере, до вечера! А алебарду — в фонтан.
— Проклятье! — Опомнившийся Гомес летит наперерез, пытаясь подсечь ноги. Ерунда… Перескочим. Но сержант тоже не так прост. Неожиданный перехват, и алебарда в колющем ударе устремляется обратно, целя в бедро. Тело само взвивается вверх, успевая еще и развернуться в воздухе, поджатая нога с силой распрямляется, бьет по древку сверху. Была алебарда, и нету.
Несчастный сержант таращится на обломки. Можно три раза убить… Нет, нельзя, и дело не в Мариите. Альгвазилов убивает только отребье!
До Гомеса наконец дошло, что он в опасной близости от чужой шпаги, да еще с пустыми руками.
Можно три раза убить… Нет, нельзя, и дело не в Мариите. Альгвазилов убивает только отребье!
До Гомеса наконец дошло, что он в опасной близости от чужой шпаги, да еще с пустыми руками. Прыгает назад, куда там зайцу!
Двое без пальцев, один без оружия… И все равно не бегут. Уцелевшие хоть и пятятся, а алебардами размахивают. И смех и грех!
— Гомес, отправляйтесь за подмогой. — Раздавшийся голос ровен и равнодушен. — Раненых — к врачу, уцелевших — на улицу, к калитке. Чтоб мышь и та не выскочила.
— А вы? — В грубом голосе сразу и облегчение, и тревога. — А вы, прошу простить? С этим, прошу простить…
— Господь хранит слуг своих. Дворянин не тронет монаха.
6
Мария сжалась в комочек, всхлипнула и притихла. Инес утерла лоб и почти свалилась в кресло, можно подумать, это она рожает, а все ведь только начинается. Неужели когда-нибудь будет утро или хотя бы тишина?
— Еще пара часов, сеньора. — Бенеро не садился уже целую вечность. Стоял над постелью и хмурился.
— Что-то не так?
— Все идет как идет. — Врач взял безвольную руку. Роженица слабо охнула, но ничего не сказала. Она боялась Бенеро, а Инес была рада, что рядом именно он, хотя с Хайме вышло хуже не придумать. Теперь Инья сама не понимала, как решилась на такую чудовищную глупость. Нужно было послать Гьомар за врачом и не выпускать его до прихода Диего. Она бы так и сделала, люби Гьомар Марию и скажи та правду. Дурочка клялась, что она совсем одна до осени. Зачем? Лжи в этом мире и так невпроворот, и одна тянет другую…
— Сеньора, кто такая Гьомар?
— Моя камеристка. Она всегда со мной.
— Ей верите вы или ваш брат?
— Она любит Хайме и не любит Марииту.
— До какой степени не любит? — Взгляд врача стал жестким. Даже жестче, чем у Хайме.
— Не знаю. — Какой глупый ответ, но она в самом деле не знает. Поджатые губы, ворчанье про выскочек и побирушек, что за этим стоит? — Я не думала об этом. Я вообще слишком мало думала… Сеньор, я должна попросить у вас прощения. Моя выдумка подвергла вас опасности.
— Пустое, сеньора. — Врач неожиданно улыбнулся. — Если что меня ей и подвергло, то это рождение в несчастливой стране в несчастливое время. Когда вы ели?
— Не помню, — опешила Инес, — утром…
— Гьомар придется вас накормить. — Брови врача сошлись в одну линию. На кровати слабо вскрикнула и завозилась Мариита. Передышка кончилась. Инес поймала затравленный взгляд. Захотелось закрыть глаза, заткнуть уши и выбежать вон.
— Тебе удобно?
— Нет! — Дрожащий голос, капли пота на висках, ей же больно. Ей очень больно, почему на смену жалости пришло раздражение?
— Поправить подушки?
— Нет!.. Не трогай!.. Ай!.. Я не могу… Инес, я больше не могу.
— Можешь!
— Сеньора права. Вы можете. Закройте глаза, представьте море… Вы видели море?
— Мне больно!.. Дайте мне… Дайте что-нибудь!
— Закройте глаза! Перед вами волны.
Они вас поднимают и опускают. Поднимают и опускают… Когда опустят — спите. Слышите? Не кричать, а спать! До следующей волны.
— Но мне больно!..
— Больно. Закройте глаза! Волна пошла вниз.
Закрыла, но из-под ресниц текут слезы. И на лбу испарина… А схватки и впрямь похожи на волны, как она сама не поняла.
— Все равно больно…
— Успокойся.
— Не трогай меня!
— Тебе надо обтереть лицо. Потерпи.
Все монахини ходят за больными, значит, ей монахиней не бывать, лучше в реку вниз головой.
— Тебе легче?
— Нет…
— Ей легче. Видите? У вас есть минут пять. Отдыхайте.
Инес бросилась к окну, и Бенеро ее не остановил. Врач ничего не сказал даже тогда, когда она распахнула створки, впустив в комнату ветер и плеск фонтана. Во дворе никого не было. Ни живых, ни убитых. Белые плиты в лунных лучах, казалось, светились, на них не было ни единого пятнышка.
— Все живы, — тихо сказала Инья. — Бенеро, они все живы…
Стало очень тихо. Инес прижалась лбом к оконной раме и прикрыла глаза. Где-то в доме хлопали двери и топали сапоги — мужчины занимались своими делами. Они казались им такими важными…
Глава 6
1
Убить прилипшего к двери спальни Диего казалось нетрудным. Он бы вряд ли заметил мелькнувший стилет, но в этой смерти не было смысла. Может, раньше, по горячим следам, Хайме и поставил бы месть впереди пользы, но прошло больше года. Сейчас важней защитить честь Хенильи и в очередной раз обойти Протекту, а для этого нужен не просто преступник, а преступник, говорящий то, что следует. Решать, кто подослал к Орлу Онсии убийц, — Торрихосу, а тот, скорее всего, выберет кого-нибудь из Государственного Совета. Возможно, даже Пленилунью. Новая война с Лоассом обойдется королевству слишком дорого.