3
Волки Небельринга окружили церковь. Звериные лапы царапали дубовые доски, в окна лился непрекращающийся тоскливый вой. Милика не видела их, и от этого было еще страшнее.
На дверях не было ни засова, ни цепи, но они отворялись наружу.
На дверях не было ни засова, ни цепи, но они отворялись наружу. Их могли открыть люди, но не звери. Женщина изо всех сил старалась не думать, что творится за каменными стенами, но выматывающие душу плачи не оставляли места даже для молитвы. Когда императрице удавалось отвести взгляд от двери, она видела осунувшееся личико Мики и сжимавшую кинжал руку Клауса. Что им оставалось? Молиться и ждать утра. С рассветом волки уйдут. Так говорил Риттер, упокой Бог его душу.
Вдовствующая императрица не сомневалась, что капитан мертв, иначе бы звери сюда не добрались. Если они уцелеют, нужно поставить часовню. В память о добром человеке, сохранившем себя среди зла.
Южный ветер ударил в стекла, золотые огоньки пригнулись, выпрямились, забились, как птица в силках. Милика встала и подошла к алтарю. Пречистая Дева прижимала к себе Младенца, моля небо о милосердии. Ее сын прожил столько же, сколько и Людвиг. Милика поправила свечи, коснулась тяжелой вазы с хрупкими осенними ветками: золото мертвое и золото живое… Первое вечно, второе скоро станет прахом.
Pater noster qui es in caelis,
Sanctificetur nomen Tuum.
Adveniat regnum Tuum…
Дочитать молитву женщина не успела. Вой стал громче, затем раздался глухой удар — волк бросился на дверь, но она выдержала. Отчаянно закричал Мики, стукнуло железо — Клаус вынул пистолет и положил рядом с собой.
— Ты их убьешь? — шепнул Мики Клаусу. Сын не плакал, только губы стали совсем белыми.
— Конечно, — заверил Цигенбок, — я, знаешь ли, убил немало волков.
— А вдруг это их родичи? — пролепетал сын, исподлобья глядя на дверь.
— Вряд ли, — протянул граф, но Милика бы предпочла, чтоб в его голосе было больше уверенности, — я охотился в других местах.
— Значит, их кто-то послал, — вздохнул Мики, — кто-то, кто нас не любит.
— Тебя любят все, — пробормотала Милика, обнимая сына, — правда, Клаус?
— Правда! — согласился Цигенгоф, проверяя пальцем кинжал. Что он может в одиночку против стаи, разорвавшей два десятка вооруженных солдат? Разве что те спали, но Дорманн не мог не выставить часовых.
— Клаус, может быть, нам залезть на крышу?
— Как? У нас нет даже веревки. Закрой глаза и ни о чем не думай. Мики, и ты тоже. Я вас в обиду не дам.
— Мама первая.
— Конечно, милый.
Она закрыла глаза, и свет исчез. Остались звуки. Звери продолжали выть, грызть камень, кидаться на дубовые доски. Господи, что им нужно от нее, от Мики, от Клауса? Почему их преследуют даже в храме Божьем? За что? Неужели за то, что она не ушла в монастырь, а вышла замуж? Если так, пусть ее разорвут, но Мики должен жить! Вместо Людвига. Мики не виноват в ее любви, он вообще ни в чем не виноват…
Господи, разве можно карать невинных, если живы виновные? Или ее жизнь и есть кара, самая страшная из всех возможных? Людвиг прощен и отпущен с миром, а она затерялась среди ночи и волчьего воя.
Людвиг… Они были женаты два года, но провели вместе лишь несколько месяцев. Император принадлежит Миттельрайху, а не жене. Людвиг приезжал и уезжал, она встречала, провожала и ждала, сотни раз перебирая в памяти каждое слово, жест, взгляд. Она была счастлива своим ожиданием и своей любовью, но все забрала смерть, безжалостная, как луна над полями.
Ночной ветер вновь ударился в стекла, и ей послышалось имя. Ее собственное имя, принесенное ветром, которому доверился волк. Милика видела его: рыжий гривастый зверь тянулся к окровавленной луне, из его глаз текли слезы. «Милика, — надрывался волк, — Милика, Милика…»
Он зовет, нужно идти. Они должны быть вместе, второй раз их не разлучит даже луна. Второй? Она уже была с ним? Когда? Голова болит, и все кружится, словно она вновь носит Мики. Она носит Мики и ждет Людвига, но он опять куда-то уехал… Это так просто — стать счастливой. Нужно встать и идти к нему. Брести темными полями и звать, а Людвиг ее услышит. Он ищет ее, всюду ищет, но не может найти, потому что она спряталась и молчит. Как он ее отыщет, если она молчит?!
— Я готов звать тебя до бесконечности, — говорил он, целуя ее в губы, — у тебя такое имя, его хочется петь. Будь я и впрямь волком, я бы бегал по полям и кричал луне: «Милика, Милика, Милика!..»
— Людвиг, — прошептала Милика, не открывая глаз. — Людвиг!.. Я здесь!
Глава 7
1
Милика не спала, так, по крайней мере, сказала Зельма. Он бы в Вольфзее тоже не уснул — местечко не из веселых. В таких домах лучше не ложиться и не гасить огонь…
Как же все-таки вышло, что он был здесь всего лишь раз? Был-был, да забыл, словно глупый король из баллады, который, на радость нечисти, в своем доме всего не знает.
— Это здесь, господин.
— Хорошо, ступай.
Дверь закрыта, но сквозь щели пробивался свет — и впрямь не спят. Что ж, до утра он готов рассказывать Мики сказки, а с рассветом увезет невестку с племянником в Витте. Наврет, что отослал Дорманна в Хеллеталь, и увезет.
Рыжий Дьявол изобразил на лице самую бесшабашную из имевшихся в его арсенале ухмылок и постучал.