— Тут я! — Белоголовый великан уже возвышался в проеме ворот. Он мало изменился, до странности мало.
— Смотри, кто приехал! Узнаешь?
— Сеньор де Реваль, — с ходу решил слуга, — больше некому.
— Возьми жеребца, — велел Диего. — Как его зовут?
— Нуэс. — Хайме поколебался и протянул Фарабундо мешок. — Отнеси в мою комнату, только не развязывай. Там… птица. Я так тебя и не поблагодарил…
— Не за что, сеньор. — Гигант улыбнулся не как слуга, как друг. — Кто-то ведь должен был уцелеть, как же иначе? Давайте мешок. Не бойтесь, не улетит.
3
Диего с ужасно озабоченным видом увел Бенеро к Мариите, которая внезапно почувствовала странную слабость и головокружение. Как бы не так! Если Мария что и чувствовала, так это боязнь показаться на глаза мужчине, который видел ее без корсета. Застигнутая появлением брата у подруги Инес знала это твердо, но ничего более умного Диего сочинить не успел. Бенеро с безмятежным видом, за который хотелось придушить, выслушал сбивчивое описание коварного недуга и неторопливо вышел вслед за озабоченным любовником. Брат и сестра остались вдвоем.
— Где твой голубь? — холодно спросила Инес. — Ты оставил Святую Импарцию?
— Напротив, — пожал плечами Хайме, — я назначен главой Священного Трибунала Муэны, а Коломбо в моей комнате. Он устал.
— Священный Трибунал? — с вежливым любопытством переспросила Инья. — Никогда не слышала. Что это такое?
— Священный Трибунал Онсии во главе с Верховным Импарсиалом создан его святейшеством по представлению онсийской короны, — охотно объяснил брат. — Но, будучи учрежден Папой, во всех своих действиях подотчетен лишь ее величеству. Иными словами, никому.
— И Фарагуандо на это согласился? — Господи, как же далеки все эти трибуналы от старого замка у реки, далеки, никому не нужны и не страшны.
— Разумеется, согласился, — пожал плечами Хайме, — ведь он и есть Верховный Импарсиал и в таковом качестве назначает провинциальных судей из числа импарсиалов. Мне досталась Муэна со всеми ее «белолобыми», теперь я засяду в Сургосе, выслеживая истинных хаммериан и не давая гонять мнимых. Кстати, да будет тебе известно, за тебя молится вся Онсия со «святым Мартином» во главе. И она же ловит развратницу Марию с любовником и отравителем.
— Когда я смогу вернуться? — не сочла нужным вдаваться в подробности Инес.
Она никогда не любила слушать о неприятном, Хайме, впрочем, тоже.
— Не раньше чем дона Диего с маркизой или хотя бы Бенеро увидят в Миттельрайхе или Аббенине. Камоса знает, что ты не заложница?
— Нет, — с непонятным удовлетворением произнесла сестра, — видел бы ты, как он трясся, когда Диего его схватил, зато потом… Он мечтает вернуть меня королеве и получить дворянство.
— Разумеется, — усмехнулся Хайме, — ведь деньги у него уже есть. Донос на Бенеро не первый его подвиг во славу веры.
— А что этот Камоса узнал про сеньора Бенеро? — Инес равнодушно поправила позабывшие о мантилье волосы. — Они ведь едва кланялись.
— Ты можешь спросить у него самого, — сощурился братец, — я ознакомил сеньора Бенеро со всеми обвинениями.
— Не хочу быть любопытной, — отрезала Инес.
— Разве? — удивился Хайме. — Не подумал бы. Бенеро был виновен в одном — у него водились деньги. Деньги, книги и знатные пациенты, на которых точили зубы как доносчики, так и Пленилунья. Не сам, разумеется, но Государственный Совет желал наследовать еретикам и чернокнижникам, а Импарция мешала. Впрочем, Бенеро я бы Пленилунье отдал, сей достойный суадит слишком упрям, чтобы прислушаться к моим советам, а ломать из-за него шею я не собирался.
— Ты ее собрался ломать из-за Хенильи. — Как непривычно видеть брата без петрианского балахона и голубя, но это ничего не значит. Импарсиал остается импарсиалом даже во сне. — Из-за мерзавца, пославшего всех вас на смерть!
— А, так ты уже знаешь? Я был лучшего мнения, скажем так, о доне Диего.
— Он должен был сказать! Мария так мучилась, что все вышло из-за нее. Мы с Диего едва ее убедили, что она не виновата. Хенилью убила его собственная подлость, жаль, не только его! Девочка выходила замуж за Орла Онсии, а не за стервятника…
— Любопытная точка зрения. — Взгляд Хайме стал еще пристальней. — Готов поклясться, что первый тезис принадлежит Бенеро, а второй — тебе.
— Да, — вздернула подбородок Инья, — ты можешь сколько угодно носиться с честью Онсии, Гонсало от этого лучше не станет. В конце концов, Карлос погиб из-за этой мрази!
— Теперь ты вспомнила Карлоса… Мило.
— Что?
— Нет, ничего, продолжай. Ты говорила о доне Гонсало, о подвигах нашего Диего и твоих заодно. Надо отдать тебе должное, со времен Хасинты ни одна дама не поднимала такой бури.
Хасинта… Невеста Педро Хитроумного, сбежавшая из-под венца и последовавшая за изгнанным Адалидом. Кто же думал, что осужденный вернется королем? Уж во всяком случае не влюбленная в чужого мужа красотка! Хасинта вообще не думала, как и Мария, и она сама. Родичи Хасинты поплатились за ее любовь головой, а за любовь Марии могли заплатить сын и Хайме…
— Мы не о том говорим. — Как бы они ни ссорились, Хайме — ее единственный брат. Карлос будет воевать, Мария с Диего останутся в своем замке, Бенеро уедет в Миттельрайх. Все кончится, и она останется одна. — Сеньор Бенеро считает, что я тебя предала. Нужно было сказать тебе правду с самого начала, но я не могла. Ты бы защищал память Хенильи, а если нет, стал бы преступником… Лучше было тебя обмануть. Какой с обманутого спрос, если во всем виновата я.