— Хоньо Бенеро, да будет вам известно, что личная вражда является обоснованной и единственной причиной для отвода свидетелей. Святая Импарция дает вам право перечислить тех, кто из соображений мести может возвести на вас ложные обвинения. Если среди названных имен окажется доносчик или же свидетель, его показания потеряют силу. Подумайте. Больше мы к этому вопросу не вернемся.
Красавец-нотариус торопливо перевернул песочные часы и уставился в окно. Любопытно, Арбусто ждет или уже ушел? Протекта не любит проигрывать, а Арбусто не любит выглядеть дураком. Топтаться перед закрытой дверью не по нему.
— Дьявол пытается совратить всех и каждого с истинного пути, — ясный и назидательный голос ударил в уши колокольным звоном. — Каждый по слабости духа или злонамеренно может впасть в грех, но может быть спасен, если о его падении узнают. Врач Камоса обратил взор закона в сторону этого суадита, став, таким образом, гласом Провидения. Твой долг — не сомневаться в словах доброго мундиалита, но вынудить грешника к покаянию и примирению с Церковью…
Коломбо передаст все, что будет спрошено и отвечено, тому, кто имеет право спросить и спросит. Добавит кое-что и от себя. Служители Святой Импарции могут поддаться искушению и из слабости или корысти покрыть еретика или преступника. Могли бы, если б в день принесения клятвы к ним на плечо не спускался белый голубь. Знак благодати и знак доверия для профанов и страж недремлющий для посвященных, а ведь было время, когда молоденький петрианец свято верил, что белокрылый спутник укажет путь в ночи, развеет дьявольские козни, изобличит одержимых и убережет от искушений. От искушений, впрочем, Коломбо уберегал. На свой лад.
— …добиться превращения сего суадита из слуги дьявола в раба Господа! — Фидусьяр гордо взмахнул крыльями и оправился. Закончил. Когда-то Хайме поспорил с Коломбо. Это было их пятое дело. Обвиненный в хаммерианской ереси офицер показывал не зажившие толком раны и клялся в невиновности. Хайме поверил обвиняемому, а не доносчику. Тогда еще младший дознаватель объявил, что клеветник действовал по наущению дьявола из желания погубить невиновного, уничтожив его руками братьев по вере и по оружию.
Они с обвиняемым выпили вина и пожали друг другу руки, а ночью отпущенный на поруки сбежал. В Лоасс, где и находится по сей день. Хайме спасла его откровенность. Он рассказал инкверенту Торрихосу все, не догадываясь, что Коломбо это уже сделал. Так брат Хуан узнал, что фидусьяры не только поучают, а возмущение, клятвы и даже слезы не стоят ничего.
— Святой отец, отпущенное Бенеро время истекло.
— Хорошо. Хоньо Бенеро, вы вспомнили тех, кто является вашими личными врагами?
— У меня нет личных врагов, — решительно объявил суадит, — те, кто дал на меня показания, сделали это не из мести, а из выгоды. Они показали бы на любого.
— Кого вы имеете в виду? — сухо уточнил Хайме. Похоже, он влип в одно из тех дел, что длятся годами и неизвестно почему стягивают к себе несопоставимые со своей значимостью силы.
— Последователей того, кто мечтал о сребрениках и получил их. Таковых слишком много, чтобы знать их всех, но первого звали Иуда.
— Это новая секта? — встрепенулся Коломбо. — Новая, подлежащая осуждению секта, поклоняющаяся предателю и корыстолюбцу? Пусть говорит, он будет прощен… Скажи ему об этом!
— Вас преследуют поклоняющиеся Иуде? — Мозги у Коломбо оставались птичьими, но спросить проще, чем не спросить, а потом объясняться.
— Я не знаю таких. — На лице врача проступило нечто похожее на удивление. Раньше Хайме тоже бы удивился.
— Мы вернемся к этому вопросу позже, — увильнул инкверент, утыкаясь в уже знакомые бумаги. Маркиз де Мадругана дожил до восьмидесяти девяти лет и умер своей смертью. Состояние у старика было немалое, соответственно, и завещание вышло длинней осенней ночи. Бенеро упоминался ближе к концу под суадитским именем. Сведений о том, что врач когда-либо крестился, не имелось, следовательно, обвинения в ереси отпадают, равно как и обязательная присяга. Необращенный не может клясться на Распятии «преследовать, раскрывать, разоблачать, способствовать аресту и доставке в Святую Импарцию всех, о которых я знаю или думаю, что они скрылись и проповедуют ересь».
— Хоньо Бенеро, вы скармливали собакам по субботам человеческое мясо? — Спрашивать так уж спрашивать! — Среди ваших книг есть запрещенные Церковью?
— Я кормлю собак мясными обрезками с рынка во все дни недели, — как ни в чем не бывало ответил Бенеро, — и я не знаю, какие книги запретила мундиалитская Церковь. Я суадит.
— Где вы отправляете свои обряды?
— Я их не отправляю.
— Но вы суадит?
— Да.
Что ж, спешить некуда…
— Почему вы приобрели дом в христианском квартале?
— Мне он понравился.
— Вы встречаетесь с другими суадитами?
— Если им требуется моя помощь.
А вот это умно! Если Ривера отыщет зелья, Бенеро скажет, что они не предназначались для христиан.
— Как давно и где вы исполняли суадитские обряды?
— Это имеет значение? — слегка удивился суадит, живущий в доме, купленном на завещанные христианином реалы.
— Отвечайте.
— В Гомейсе, перед тем как поступить на службу к маркизу де Мадругана.