— Вы и впрямь повзрослели, дон Хайме. — Глаза Лиханы стали еще грустнее. — Отвечать за других всегда трудней, чем за себя, но не бойтесь. В вашем исчезновении увидят знак вашей святости. В Альконье поставят храм, только и всего.
— Откуда вы можете это знать?
— Это — могу. Ваш… вечный спутник однажды уже сказал то, чего не было. Он сделает это снова. Эта ночь опасна лишь для вас.
— Вы меня успокоили. — Мертвый сеньор что-то знает о фидусьярах. Что-то, неведомое живым, даже знает, что Коломбо наврал. Похоже, они как-то связаны. В Рэме от подобных новостей лишатся чувств… Спросить? Пожалуй, но позже. Если удастся вернуться, он постарается разузнать и об этом, а мертвый и так сподобится местных тайн…
Хайме улыбнулся, дон Луис остался серьезен. Галерея сменилась лестницей, затем другой галереей, солнце ушло, а с ним исчезли и тени. Значит, они оказались в восточной части башни. Лихана неспешно открыл потайную дверь, за ней лежала полутемная лестница.
— Я счел неудобным спрашивать вас в присутствии герцогини де Ригаско.
— Панели за их спинами сошлись накрепко, но муэнец все равно понизил голос. — Вы обещали рассказать дону Карлосу о поступке командора Хенильи. Вам это удалось?
Если б он знал… Перед отъездом он был допущен в дворцовый храм, где лежали оба — Лев Альконьи и Орел Онсии. Убитый и убийца, увенчанные одной славой и удостоенные одной чести. Никого не удивило, что брат герцогини де Ригаско пришел помолиться на могиле родича и отдать дань уважения великому Хенилье. Если б кто-нибудь слышал эти молитвы, свежеиспеченный глава Муэнского трибунала оказался бы в подвале Сан-Федерико, но мысли скрыты даже от фидусьяров.
— Я не знаю, что слышат мертвые, — задумчиво произнес Хайме. — Я был у гробницы Карлоса в церкви Святого Альфонса, я хотел, чтобы он знал правду, вот и все, что я могу сказать.
— Вы ничего не сказали?
— Со мной был не только, как вы выразились, вечный спутник, но и несколько монахов-павлианцев.
— Этого следовало ожидать, — кивнул головой муэнец. — Что ж, вы сделали все, что могли. Подумайте еще раз. Вы не обязаны идти со мной. Я не утверждаю, что вы не вернетесь, но вы можете не вернуться.
— Значит, не вернусь.
— Вы должны снять крест, — напомнил Лихана.
— Я оставлю его здесь, под зеркалом. — Он не обязан, но он пойдет. В том числе и потому, что может остаться. — Если что-то случится, вы сможете отдать его Инес?
— Я приведу ее сюда, и она его возьмет, — пообещал Лихана и, слегка подумав, добавил: — Если меня больше не будет, это сделает кто-то другой. У вас будут другие распоряжения?
— Нет.
Хайме шагнул к старинному стеклу и замер, потому что резная темная рама обрамляла нечто немыслимое. Себя Хайме не увидел, хотя дон Луис честно глядел из смутных глубин. Позади пожилого сеньора виднелось распахнутое окно. Импарсиал торопливо обернулся — Лихана стоял у глухой стены, на которой в обрамлении древнего оружия висел видавший виды щит с коршуном и солнцем.
— Зеркало видит то, что зовет, и тех, кто, по вашим меркам, не жив. — Муэнец подошел ближе и пригладил бородку. — Вы все еще согласны?
— Да. — Хайме положил теплое серебро на блестящий, ни пылинки, стол рядом с высоким кувшином. — Я готов.
Семнадцать лет назад он тоже был готов и тоже ждал. Первого в своей жизни боя, оказавшегося последним. Палило беспощадное солнце, болела натертая рука, а рядом, нахлобучив охотничью шляпу, стоял дон Луис. Другие уже сражались, а они могли лишь смотреть.
Жара, боль, неистовое желание делать хоть что-то… Казалось, это не кончится никогда, но кончилось. Хайме де Реваль выжил, а муэнский сеньор ушел в странные зеркала и порожденный атлинией бред. «Кто-то ведь должен был уцелеть», — сказал Фарабундо. Видит ли гигант себя в этих стеклах? А Диего? Что он знает о собственном доме? Странном доме, хозяином которого стал в день смерти родичей, но вернулся лишь теперь, спасая Марию…
2
— Воля ваша, сеньор, — буркнул Фарабундо, снимая запорный брус с ворот в дальнем конце полупустой конюшни. Раньше эта стена была глухой или, по крайней мере, казалась таковой. — Только не ездили бы вы. Мало ли что старый сеньор хочет, семнадцать лет ждал, еще столько подождет. У них там времени немерено, уж я-то видел…
— Ну и я увижу.
У них там времени немерено, уж я-то видел…
— Ну и я увижу. — Сердце колотилось и замирало, словно в детстве, когда он впервые поднялся к водопаду и несуществующие крылья потянули к пропасти, обещая полет.
— А сеньора с сеньоритой? — зашел с другого бока бывший слуга. — Они-то как, если вы загуляетесь?
— Без меня им в Альконье торчать нечего. — Зачем он вообще притащил нинью сюда? Хотел уйти от Супериоры? Вот и ушел… — Отправь их с сеньором Бенеро. Дорогу к аббенинской границе знаешь — доведешь.
— А дальше что? — уперся Фарабундо. — Сеньора-то ваша не из бойких. Пропадет одна, хоть и с золотом, а я с ней ехать не могу. Сами видите.
— Бенеро их не бросит, — не моргнув глазом, взвалил на врача двойную обузу Диего. — А меня раньше пугать следовало. Глядишь, и испугался бы…
— Да откуда ж нам знать-то было? — вздохнул великан. — Жили же по-людски. Всего и забот, что дурных охотников гонять… Так едете?