— Это значит, что мы найдем убийцу маркиза де Хенилья, а вы нам поможете.
— Нет. — Бенеро повернулся так, чтобы смотреть в глаза собеседнику, и еще раз повторил: — Нет.
— Это сговор! — Умей голуби шипеть, фидусьяр бы зашипел. Чтобы занять начинавшие дрожать руки, Хайме приподнял занавеску: в конце улицы виднелась площадь Панголы. Было восемь часов пополудни.
— Вы предпочитаете умереть как отравитель? Или вам больше нравится костер чернокнижника?
— Мне больше нравится жизнь, — ровным голосом произнес врач, — но не любой ценой. Вы спрашивали, верят ли суадиты в судьбу. Судьба слепа, но нам дарована свобода воли. Я не уподоблюсь ни Иуде, ни тому из ваших апостолов, кто трижды услышал петуха. Смерть не самое отвратительное, что может случиться с человеком.
— Ты слышишь?! Суадит чернит святого Петра! Он равняет убийцу Орла Онсии с Сыном Божьим! — У Коломбо нет сестры, какие у фидусьяров сестры?! — Врач Камоса недаром изобличил этого врага веры и Церкви!
— Смерть смерти рознь. — Если суадит упрется, он отправится на встречу один, но Диего с Бенеро на свет лучше бы не родиться. — Ваша легкой не будет.
— Я знаю.
— Что вас связывает с Диего де Муэной?
— Я не знаю его.
— Лжете!
— Нет.
— Тогда что значит ваш отказ?
— Я не знаю этого человека, но ради меня он рискует головой. Я не могу предать его и остаться собой. Остаться человеком.
— Рискнул ради вас, говорите? — И кто только придумал, что суадиты хитры? Хотя в семье не без урода! — А если он вас прикончит как свидетеля его преступлений? Потащит в Протекту? Будет выпытывать секреты Мадруганы?
— Все может быть, но нельзя оправдывать предательство, предполагая зло в том, кого предаешь. Я не знаю за доном Диего зла. Я верю, что им движет добро.
— Убийцей Хенильи? — Будем если не считать так, то говорить.
— Дон Диего нарушил заповедь и убил. Он ответит за это, но не мне его судить. Я слышал о маркизе де Хенилья. Он бывал жесток.
— Суадиты ненавидят тех, кто составляет славу Церкви! Наш враг для них — друг!
— Хорошо. — Руки больше не дрожали, зато виски сжало словно невидимой веревкой. — Вы согласны на костер, лишь бы спасти того, кого не знаете. А кто спасет женщину, которую захватил дон Диего?
— Женщину? — Бенеро был не из тех, кто отводит взгляд. — Я не знал об этом.
— Он захватил вдову герцога де Ригаско.
Того самого, спасшего сотни паломниц, хотя какое дело вам до мундиалиток? Мы для вас не люди, ведь это вы избраны вашим богом!
— Ересь! Отвратительная ересь! Ставящие себя высоко да унизятся!
— Помолчи! — Фидусьяра нельзя убить, но прижать, чтоб замолчал, можно. — Так как быть с женщиной, суадит? Ей тоже лучше умереть, чтобы жил убийца?!
— Я пойду с вами. — Ни спора, ни объяснений, просто согласие. Передумал, испугался или решил во что бы то ни стало добраться до сообщника?
— Хорошо. Но принесите клятву выполнять мои распоряжения. Суадитскую клятву.
— Я могу поклясться в том, что помогу спасти женщину.
— Хорошо. Клянитесь, и выходим.
— Он солжет! — Коломбо как-то выкрутился из сжимавшей его руки и забил крыльями. — Его высокопреосвященство узнает все. И о сговоре с суадитом, и о насилии…
— У меня нет тайн от Святой Импарции. — У Хайме де Реваля были свои тайны, свои друзья, свое будущее. У брата Хуана нет ничего и никого, кроме Иньи и родителей, сегодня он наконец это понял. — Хоньо Бенеро, я жду вашей клятвы.
— Клянусь именем Его, — суадит только что плечами не пожал, — я помогу вам освободить герцогиню де Ригаско. Закройте глаза и не открывайте их хотя бы несколько минут. Вам станет легче.
— Это не клятва! — возмутился Коломбо. — Она ничего не значит! Сплошное пустословие и хитрость, но мы знаем им цену! Он должен поклясться еще раз.
— Нет времени. — Это ответ обоим, а клятвы нарушали, нарушают и будут нарушать, так с какой стати верить именно этой? — Я не упаду. Этой боли скоро семнадцать лет.
Суадит не ответил. Хайме выпрыгнул из носилок, и зря — лучше было сойти, опираясь на руку Пабло, но федериканец слишком наблюдателен. Ничего, голова пройдет.
— Брат Пабло, возвращайтесь в Сан-Федерико. Немедленно.
— Да поможет вам Господь!
— Аминь!
По площади бродили первые вечерние гуляки, торопились по своим делам степенные горожане, стайка студентов дразнила пьяного нищего. Кто-то из этой толпы пойдет за ними следом, но вертеть головой нельзя, ведь брат Хуан сохранил секрет. Он пришел сам и привел врача. Условие выполнено, следующий ход за доном Диего.
— Суадиты лживы и лицемерны, — сообщил ангельский голос, — будь осторожен. Я не желаю возвращаться в Рэму.
Еще бы! Обидно вновь оказаться на плече младшего дознавателя и страдать об одном из чрезвычайных трибуналов, который чуть не возглавил брат Хуан. Увы, покойный.
— Благословите, святой отец!
Мальчишка-оборванец. Лет десять, не больше. Щербатый, черномазый, глаза как бусинки.
— Мир тебе!
— Это вам, святой отец.
Записка. Узкая мятая полоска бумаги, знакомый почерк. Слава Господу, жива!..
«Мальчик вас отведет, куда нужно, но только двоих. Это недалеко. Не волнуйся, мне ничего не грозит, но без Бенеро ты в дом не войдешь. Будь осторожен, никто не должен знать, куда вы идете».