«Первым распоряжением Священного Трибунала, собравшегося после вашего отъезда, стал приказ, повелевающий светским властям в течение пятнадцати дней уничтожить все цирки и истребить всех боевых быков…»
Пленилунья наконец справился с несвойственными ему чувствами и теперь писал, как говорил, сухо и четко.
Письмо было чудовищно подробным, но Хайме прочел его трижды, опустив лишь начало. Он его и так запомнил. Дословно.
4
Бенеро, едва заметно шевельнув поводьями, придвинулся к Инес, и та внезапно поняла, как непроходимо глупа была со своими опасениями. Этот мир может рушиться, а может, уже рухнул, но они с Бенеро будут вместе.
— Спокойно, сеньора, — шепнул врач, — вам предстоит подавать щипцы, про остальное забудьте.
— Я подам, — заверила Инес, глядя, как брат медленно сворачивает письмо. Сзади раздался звон — застоявшийся мул тряс своими колокольчиками. Палило солнце, недовольно поджимала губы Гьомар, о чем-то перешептывались трое горцев из Гуальдо. Неужели придется возвращаться?
— Вы уезжаете вовремя, — очень спокойно сказал Хайме и погладил лошадь, — не стоит видеть то, что нельзя изменить.
— Это выводы, — хриплым голосом откликнулся врач, — я хочу знать, на основании чего они сделаны?
— Я тоже хочу, — вздернула подбородок Инес, — я должна знать, где тебя оставляю.
— В Онсии, которой правит Фарагуандо, — мерным голосом сообщил Хайме. — Он, как вы знаете, почти святой, а вокруг слишком много греха. Торрихос не вынес греховного бремени и скончался, Пленилунья готовится вступить в орден Святого Павла, а капитан Лиопес покидает излишне, по его мнению, благочестивую страну. Когда он выезжал, в Доньидо зачитывали указ, предписывавший всем необращенным суадитам и синаитам в трехмесячный срок принять мундиалитскую веру или же покинуть Онсию. В последнем случае их имущество подлежит конфискации в пользу онсийской короны, но вам, сеньор, это не грозит, ваша собственность уже под арестом.
— Мне хорошо заплатили в Гуальдо, — пожал плечами Бенеро, — а мое ремесло прокормит не только мою сеньору. Дон Хайме, поверьте врачу: у вас больше нет выбора. Лучше потерять руку, чем жизнь, и лучше потерять жизнь, чем совесть. Вы либо станете сообщником творящегося беззакония, либо погибнете, пытаясь остановить лавину. Первое вас уничтожит так же, как и второе. В мире нет ничего случайного. Вы неспроста получили это письмо здесь и сейчас. Едемте с нами.
— Едем! — Инес сделала то, чего не позволяла себе уже лет десять, — схватила брата за руку. — Ты жил даже меньше меня… Мы начнем все сначала! Увидишь, как нам будет хорошо.
— Ты так думаешь? — Хайме неторопливо отнял руку, стянул зубами перчатку и неожиданно провел пальцами по щеке сестры. — Не забудь смыть краску, когда перейдете Салмесс. Север любит золото.
— Ты остаешься? — Горло перехватило, но слезы так и не пришли. — Не надо, Хайме! Ты им ничего не должен.
— Должен. Онсии и Господу, даже если им это безразлично. — Горячие пальцы еще раз скользнули по щеке, но говорил Хайме не с ней, а с Бенеро. — Я надеюсь, она будет счастлива. Сеньор Бенеро, я должен вам сказать, что теперь за нее отвечаете вы.
— А я должен ответить, что сделаю для Инес все, что в моих силах. Мы уже однажды прощались, дон Хайме. Мне нечего добавить. Жаль, нам не удалось договорить о том, почему люди, зная, что хорошо, делают плохо. Желаю вам не принести из добрых побуждений зла. Это случается слишком часто.
— Я знаю, что путь в ад вымощен благими намерениями, но туда ведут и другие дороги. Вымощенные чистыми перчатками и белыми одеждами. И потом, что мне делать в волчьем логове? Выть на луну? Вы будете лечить и учить, а я не умею ни того, ни другого.
Это случается слишком часто.
— Я знаю, что путь в ад вымощен благими намерениями, но туда ведут и другие дороги. Вымощенные чистыми перчатками и белыми одеждами. И потом, что мне делать в волчьем логове? Выть на луну? Вы будете лечить и учить, а я не умею ни того, ни другого. И еще я не умею служить другой стране. И не хочу.
— У вас есть родина, — кивнул Бенеро. — Сейчас это страшней, чем если бы ее не было. Я запишу то, что обещал. Куда мне отослать рукопись?
— За ней придут.
Врач и импарсиал говорили о чем-то, понятном лишь им двоим. Инес это не обижало, просто ей было очень больно, но сомнения исчезли. Она выбрала, как выбрал Хайме. Брат остается, она уезжает.
— Улыбнись, — внезапно потребовал Хайме. — Я хочу запомнить… И дай мне свой шарф, что ли… Спасибо…
Он еще был здесь, и его уже не было.
— Б’ацлаха, брат мой, — тихо сказал Бенеро. Хайме не ответил. Просто взмахнул рукой, подзывая Фарабундо и гонца.
5
Хватит. Нужно ехать, иначе Инес его уговорит, особенно вместе с Бенеро, ведь он хочет того же. Все бросить и уехать хоть в Миттельрайх, хоть в Лоуэлл, хоть в Новый Свет. Он почти здоров, может ездить верхом, пить вино и убивать. Можно начать жизнь сначала и даже влюбиться не хуже Диего…
— Я еду. Фарабундо, мешок.
— Вот он, сеньор.
— Капитан Лиопес, вы передали письмо. Что вы намерены делать теперь?
Гонец нахлобучил поглубже видавшую виды шляпу и пожал плечами.
— Мир велик, святой отец, хоть и не так, как хотелось бы.