— Можете войти. — Чистый и холодный голос бросил в дрожь, но бежать было глупо, некуда и незачем. Руди распахнул дверь и увидел мать. Вдовствующая императрица сидела за небольшим столиком и раскладывала карты. Она всегда так делала, принимая сыновей. Больше в комнате не было никого. Мать подняла голову и улыбнулась одними уголками губ. На ней было пурпурное, отороченное седой лисой платье, в седых волосах блестела золотая вдовья диадема. Как в день похорон.
Рудольф Ротбарт сдержанно поклонился. Если перед тобой человек, которого ты своими руками клал в гроб, это еще не значит, что наступил конец света. Возможно, ты просто пьян или сошел с ума.
— Рудольф, — покойная императрица протянула руку для поцелуя, — я не ждала вас сегодня. Что вас привело в Вольфзее?
— Разрешите задать вам тот же вопрос. — Руди коснулся губами теплой кожи. Если мать после смерти не сочла нужным поменять привычки, зачем это делать живому? — Прошу простить мою несдержанность, но я готов был поклясться, что вы мертвы.
— Потомки Вольфганга бессмертны, — Мария-Августа переложила красную даму на черного короля и отложила колоду, — мы уходим, это так. Но мы остаемся. И вы останетесь, когда пробьет ваш час.
— Изумительная новость, — поднял бровь Руди. — Я рискую показаться непочтительным сыном, но прежде чем продолжить разговор, хотел бы увидеть вас в зеркале. Что у вас есть тень, я заметил.
— Я извиняю вас, — надменно произнесла императрица, — вы поражены тем, что видите.
Я предпочла бы, чтоб наша встреча произошла позже, но вы — мой сын, и ложь была бы неуместна. Дайте руку.
Если он не сошел с ума, не спит и не пьян, то это происходит на самом деле. А если ничего нет, то и его здесь нет. Рудольф обошел столик и слегка наклонил голову:
— Прошу вас.
Мария-Августа спокойно оперлась о руку сына. До свадьбы на всех церемониях мать поддерживал Людвиг, после его женитьбы эта обязанность перешла к Руди.
— Смотрите.
Огромное, в пол, зеркало отражало гобелен с охотящимися волками. На его фоне стояла одинокая женщина в пурпуре, себя Руди не видел.
— Зеркала Вольфзее не отражают живых, — сообщила вдовствующая императрица. — Я мертва, и вы меня видите. Вы живы, и для Небельринга вас не существует. Отведите меня назад.
— Как вам будет угодно.
В балладах мертвецы закутаны в саван, их руки холодны как лед, а прикосновение приносит смерть. Рыжий Дьявол никогда не боялся мертвых, не испугался бы и сейчас, окажись мать воющим призраком или скелетом с горящими глазами, но она раскладывала карты и носила платья со шлейфом. Это было чудовищно, но Руди держался, потому что огонь гасит огонь, а страх вытесняет страх. Он слишком боялся за Милику и Мики, чтобы падать от ужаса при виде покойников.
Рудольф дождался, пока Мария-Августа села, знакомым жестом расправив юбки, и опустился в кресло напротив. Он был совершенно спокоен. Даже спокойнее вдовствующей императрицы.
— Как вы здесь оказались? — Глаза матери требовательно блеснули.
— О, совершенно случайно, — мертва она или нет, но она всегда ненавидела Милику и вряд ли что-то изменилось, — я раскрыл заговор, и мне захотелось развеяться.
— Заговор? — Серые глаза обжигали, но Рудольф был достойным сыном Марии-Августы. Он выдержал взгляд мертвой, как выдерживал взгляд живой.
— Ничего страшного, матушка. Один не очень умный человек решил от меня избавиться. Я подсказал ему место и время, теперь он в моих руках, завтра вечером его убьют. Но, ваше величество, все это не идет ни в какое сравнение с вашим появлением. Итак, в Вольфзее живете вы, а не кормилица Людвига?
— Я здесь бываю, — мать вновь взяла карты, — иногда. Берта хранит Вольфзее для Ротбартов. Когда она умрет, ваша супруга найдет ей замену. Зельма слишком слаба.
— Моя супруга? — Самое время прочесть «Pater noster», только как? Прямо или задом наперед? — У меня нет супруги.
— Хранительницу Вольфзее, — Мария-Августа разложила еще один ряд карт, — выбирает императрица. После рождения наследника.
— Императрица, но не принцесса. — Была ли здесь Милика? Видела ли ее мать? — Впрочем, Берта не так уж и стара, почему бы ей не дожить до свадьбы Михаэля?
— Михаэль не будет править, — слова падали, как камни в колодец, — у него дурная кровь.
Михаил и Люцифер! Неужели у ненависти нет предела?
— Матушка, Михаэль — законный сын Людвига, его ничто не лишит короны.
— Кроме смерти, — возразила мать и сняла пикового туза.
— Дьявол!
— Рудольф! — Мария-Августа медленно поднялась во весь рост. Что у нее с глазами? Только что были серыми, а теперь желтые, как у него самого.
Что у нее с глазами? Только что были серыми, а теперь желтые, как у него самого.
Руди тоже встал, хоть и не слишком быстро. Страх не то чувство, которое нужно выказывать.
— Да, матушка, я — Рудольф Ротбарт. И я никогда не подниму руку на сына Людвига.
— Вы — хороший брат, — мать вновь выглядела спокойной, но глаза остались звериными, — но вы, прежде всего, Ротбарт.
— Я помню. — Если она осталась прежней, то он уж точно не изменился. И не изменится.
— Помнить — не значит понимать. Миттельрайх жив Ротбартами, а Ротбарты — Миттельрайхом. Задумайтесь об этом.