Дальнейшая беседа протекала в теплой и дружественной атмосфере, и все дорожные вопросы, которые могли возникнуть, не возникали вовсе, поскольку многоопытный в путешествиях тевтонец попросту упреждал их своими ответами.
— «Вот умеешь ты, Вальдар, с королями да магистрами разговоры разговаривать», — с гордостью, как будто мое умение было плодом его усилий, заявил Лис, когда я уже возвращался в отведенные мне апартаменты. — «Сразу чувствуется па?ро?да. Вот эта шишечка тюкнула в эту ямочку…»
— «Да ну тебя! В следующий раз сам будешь общаться», — огрызнулся я, втайне довольный высокой похвалой друга.
* * *
Через пару дней наш кортеж, хорошо отдохнув и пополнившись отрядом тевтонских рыцарей, двинулся к далекому Триру, где ждал маленькую княжну неведомый нам принц Людвиг. В дороге мы уже успели привязаться к нашей непоседливой подопечной, забрасывающей своих вынужденных «няней» десятками вопросов, пристающей к нам на стоянках с требованиями дать пострелять из лука, покрутить меч или же покрушить кистенем окрестные трухлявые пеньки.
Во всем же остальном это милое дитя было примерной, я бы даже сказал, образцово?показательной девицей на выданье, неиспорченной амурными вздохами томных трубадуров и прочей высокопарной придворной куртуазней.
Наш путь лежал через королевство Пруссию и далее через Брауншвейг в Лотарингию. И хотя нигде особо не афишировалась цель путешествия в столицу отряда тевтонских рыцарей, в момент, когда мы проезжали близ границ шверинских земель, нас с Лисом пробирала легкая дрожь от сознания того, что могло бы статься, узнай граф Генрих о том, как близко от его владений мы сейчас находимся. Но, слава Богу, все обошлось, и теперь можно было вздохнуть спокойно.
Уже около двух недель отряд Алены Мстиславишны пересекал германские земли, радуясь теплой осени, а еще более отсутствию дорожных приключений, ставших едва ли не нормой в наших с Лисом странствиях. В день караван делал двадцать пять — тридцать миль, давая полную возможность рыцарям, оруженосцам и сержантам беречь коней, влюбленным Лису и Татьяне Викулишне вдоволь ворковать на вечные, как мир, темы, а всем желающим в свое удовольствие любоваться желтеюшсй листвой придорожных лесов, едва дрожащей на теплом сентябрьском ветру, несущем серебристые, почти невидимые паутинки.
— …Так вот, — Лис, ехавший по правую сторону возка княжны, как истинный кавалер развлекал прекрасных дам анекдотами, — он и спрашивает: «Беримор, как погиб мой дядя сэр Чарльз?» А Беримор отвечает: «Сэр, когда вы выходили из замка, заметили ли вы камень, который лежит у самого рва?» — «Да». — «Так вот, сэр Чарльз его однажды не заметил».
Не знаю уж, зачем понадобилось моему другу приплетать к этому старому анекдоту знаменитых героев Конан Дойла, но, похоже, английский юмор не нашел должного отклика в сердцах юных дев.
— Стойте! Стойте! — Дорогу нам преградил невысокий, гладко выбритый мужчина средних лет в богатом платье, похоже, перешитом с чужого плеча.
Несколько копейщиков, стоявших за его спиной, по всей видимости, демонстрировали официальный статус крикуна и обоснованность его требований. Скакавший рядом со мной тевтонский рыцарь, возглавлявший отряд сопровождения и по распоряжению фон Зальца ведший все дорожные переговоры, выехал вперед и, смерив гневным взглядом наглеца, посмевшего преградить путь, начал с нескрываемым презрением:
— Я Ульрих фон Нагель, брат?прецептор ордена Девы Марии Тевтонской. Кто ты такой и как смеешь нас останавливать?
— Я Ханс из Риббека, сборщик дорожных податей барона Херсирка. По приказу своего господина я собираю дорожную лепту со всякого, кто пересекает владения моего сюзерена, со всякого, кто ступает по его дорогам. Конный должен заплатить мне серебряный денарий, пеший два гроттена, повозка же дву?конь обойдется вам в четыре денария. Такова воля барона Эймунда фон Херсирка, повелителя здешних мест и высокого покровителя городов Риббек и Волфенхоф.
— Безумец! — рявкнул на него фон Нагель, берясь за плеть и недвусмысленно поигрывая ею перед лицом сборщика податей. — Неужели Господь лишил тебя глаз и ты не видишь ни орденского платья, ни императорского орла в сердце креста? Или же ты настолько туп и неотесан и тебе неведомо, что Его святейшество Папа Иннокентий III освободил наш орден от каких бы то ни было податей и налогов?
— Да, ведомо. Но… — замялся мытарь. — Я вижу, с вами следуют и люди, не входящие в орден. А их никто не освобождал…
— Что?! Да как ты смеешь, мерзавец? Убирайся! И скажи своему барону, что ежели впредь его люди посмеют спрашивать ответ с тевтонских рыцарей, мы знатно проучим и этих болванов, и его самого.
— Как скажете, господин рыцарь, как скажете, — недобро блеснув глазами, сборщик налогов сделал знак своим людям освободить дорогу и, низко поклонившись, пропустил кортеж в земли своего господина.
* * *
Уже стемнело, но город или же на худой конец крепостица с постоялым двором все никак не появлялись. Круглая луна начала подниматься над лесом, все ярче и ярче заливая своим желтоватым светом округу.
— Странное дело, — подъехал ко мне Лис, — в полдень мы выехали из Кантена. Уж сколько часов в пути, и никаких признаков жилья. Интересно, куда подевались все эти баронские рибоки с адидасами?