Наконец настал обозначенный час, когда первый луч солнца, восходящего над Иерусалимом, коснулся запертых ворот храма. И тут же взвыла трубная медь, ударили гулкие литавры, и многотысячный рев ждущей внутри крепости и за ее стенами толпы единым оглушительным приветствием встретил четкую команду Фридриха:
— Отворите врата!
Несколько десятков полуобнаженных силачей, собранных во всех подвластных здешним монархам землях, принялись отваливать в сторону камни, вернее, скалы, которые заграждали вход в храм. Медленно разошлись в стороны огромные створки ворот. Ждавшие этого мига копейщики четким движением ударили древками о каменные плиты площади и подняли оружие на плечо, приветствуя отцов Церкви.
Они выходили по одному, по два, отвыкшие от дневного света, порядком исхудавшие, настороженные, но, по всему видать, довольные исходом дела. Над площадью висела напряженная тишина. Никто и никогда еще не проводил подобной церемонии, а потому, вероятно, никто не знал, кому следует говорить первым.
— Досточтимые святые отцы, — нарушая молчание, начал император громким, почти командным голосом. — С почтительным смирением и трепетом я жажду узреть ту вершину человеческой мудрости, которую подвиг вас достичь дух Господень. Мы все здесь ждем вашего слова.
Из молчаливой плеяды иерархов Веры не спеша, словно все еще сомневаясь в правильности своих действий, вышел седобородый старец, бывший архиепископ Афинский, а ныне Иерусалимский патриарх Иосиф. За время, предшествующее храмовому затворничеству, мне довольно часто приходилось видеть его в императорском лагере, куда он бежал, спасаясь от карезминов. Вероятно, именно этому «близкому знакомству» он и был обязан высокой роли докладчика.
— Сын мой, — начал церковный иерарх, — почитаемый всеми нами государь Священной Римской империи, покровитель Иерусалима, высокий защитник Рима и Константинополя. Дни и ночи, проведенные нами в храме Гроба Господня, увы, с неопровержимой ясностью показали, как глубоки еще пропасти, отделяющие верования друг от друга.
— Так, — тонкие, но весьма крепкие пальцы Фридриха сжались на рукояти меча. По?видимому, от патриарха Иосифа тоже не ускользнул этот жест, и он поспешил продолжить:
— Но мудрость и доброта Божья для всех нас едины, как един для всех нас свет солнца, а потому, собравшись в этом священном месте, мы приняли решение: каждый из нашей паствы будет волен славить Господа так, как велит ему обычай, и никто не повинен мешать ему в этом.
Здесь же, в Святом граде, а затем и в иных великих местах мы решили возвести новый храм, именуемый храм Многих Врат. Через врата эти каждый верующий сможет ступать своим путем, ибо там всякий путь ведет к Господу. — Он замолчал, выжидающе глядя на императора.
— Ну, слава Тебе, Всевышний, свершилось! — осеняя себя крестным знаменем, выдохнул Фридрих. — Быть посему.
Отряды сигнальщиков ждали этого жеста и этих слов. Едва смолкло их эхо, как над Иерусалимом загремели на разные лады колокола, в неурочный час завели свой заунывный напев муэдзины, и вопль радости пронесся над Вечным городом, вспугивая дремлющих на крышах голубей.
— Почтеннейшие святые отцы, — с нескрываемой радостью в голосе начал государь. — Сегодня во всех концах земли не найдется невежды, не разделяющего это ликование. И только слепец нынче не узрит того благостного света, коим озарили вы жизнь всех сущих в мире народов. Нынче же я разошлю гонцов во все концы, дабы оповестить земных владык о той великой радости, свидетелями которой мы стали.
Моя же радость и вовсе безмерна. Ибо сегодня, в этот великий день, я женю своего любимого сына Людвига на племяннице русского царя очаровательной принцессе Альенор. Сегодня вес жители Иерусалима — мои гости, и да не будут они знать ни в чем отказа. Я нижайше прошу вас, ваше святейшество, и вас, досточтимый патриарх Константинопольский, свершить обряд таинства брака — первый обряд нового времени. И это будет тем более символично, что вместо обычных венчальных корон я дарую молодым венцы короля и королевы Иерусалимских.
— «Вот это да?а!» — восхитился Лис на канале связи. — «Вот это выход из?за печки! Это по крути! Где бы себе так сходить под венец?»
— «Сходить лучше в другое место», — отозвался я. — «А насчет короны, по?моему, очень ловкий ход. Он отобрал у церковников право распоряжаться этой короной. К тому же у многих противников Фридриха претензии лично к нему, а вовсе не к его сыну. Так что на время руки у него будут развязаны, а управлять этими землями все равно будет он».
— «В этом я как раз сильно сомневаюсь. Но, думаю, здешним управлением император будет доволен».
— Отелло, готовь эскадру к выходу в море. Отряды тюрингцев и вестфальцев отправляем к Константинополю, да пошли вперед быстроходный корабль обнадежить моего дражайшего кузена императора Византии, что мы уже идем ему на помощь. От короля Армении Левона сообщение прибыло? — распоряжался император, повернувшись спиной к ликующей толпе.
— Да, ваше величество. Он обещает задержать Орду в горных ущельях, но просит прислать ему подмогу. Его сил не хватит.
— Прекрасно. Значит, так, отпиши от меня магистру ионитов депешу с просьбой направить королю Левону подмогу с Кипра. Как только тюрингцы прибудут в Константинополь, пусть выступают навстречу Орде. Мы с Аль Кемалем и карезминами ударим им в спину и запрем Субедэя в малоазиатской горловине. Да, вот еще что, де Леварье. Где де Леварье?