До сих пор нам не попадались ни крепости, занятые крестоносцами, ни даже разрозненные отряды священного воинства. Изредка встречались христианские общины, спокойнейшим образом соседствующие с сарацинскими поселениями, словно и не бушевало вокруг никакой войны. Приют давали и те и другие. Христиане охотно помогали единоверцам, мусульман же вводило в явное недоумение наше друзское одеяние и доскональное (спасибо «Мастерлингу») знание местных диалектов. Конечно, только слепой не смог бы отличить нас от гордых жителей сирийских пустынь. И вес же с друзами лучше не шутить. Наравне с законом гостеприимства у них чтился и закон кровной мести.
Очередную ночь мы провели в убогой хижине погонщика верблюдов, влачившего почти нищенское существование в чуждом для него неприветливой стране.
Родом он был аж из самого Туркестана и волею судеб доживал здесь свои дни, проклиная забытую Аллахом участь. Позавтракав сухой лепешкой и запив ее водой, мы уже собрались уходить, когда жена погонщика, месившая в корыте глину, вдруг подняла крик, отчитывая босоногого мальца?сына:
— Как ты смеешь, Бейбарс! Немедленно положи стрелу на место. А вдруг господин Венедин увидит! Как не стыдно воровать?! Лис, привлеченный шумом, выглянул из хижины:
— Что происходит, уважаемая?
— Простите, высокий господин, мой маленький сын, несмышленыш, вытянул стрелу из вашего колчана. Я повелела вернуть ее вам. Простите, высокий господин. — Она протянула обитательницу Лисовского колчана хозяину.
— Вот как, — поднял вверх брови мой друг, принимая из рук женщины оперенное древко. — Эй, малыш, сколько тебе лет?
— Уже скоро шесть, — гордо распрямляя плечи, ответил смуглолицый мальчик. — Но я уже воин.
— Тише, Бейбарс, тише, ну что ты раскричался. Лис насмешливо глянул на меня.
— Вот ведь как бывает, Капитан, этот малец — Бейбарс. Ему почти шесть лет и он уже воин. И с этим ничего не поделаешь. — Он развязал висевший на поясе кошель и протянул взволнованной матери пару золотых монет. — На, накорми его. Воину нужно набираться сил. А это, — Венедин протянул стрелу просиявшему от радости Бейбарсу, — оставь себе. И вот еще что, — на ходу бросил Лис, вскакивая в седло андалузца, — когда ты вырастешь и станешь великим полководцем, помни, что и среди христианских рыцарей встречаются достойные люди.
— Обещаю вам, ага[34]. — срывающимся от радости голосом прокричал ему вслед мальчишка.
— А что, дядя Лис, этот малый и впрямь станет полководцем? — глядя сверху вниз со своего арабчака на ободранного сына погонщика верблюдов, счастливо сжимающего стрелу, спросила Алена Мстиславишна.
— Не совсем, — покачал головой мой напарник. — Пройдет не так много времени, и он станет не только полководцем, но и самым великим султаном со времен Саладина.
— Сын погонщика верблюдов? — переспросила девушка, наслышанная, очевидно, от Ансельма о чудесных свойствах «о великого».
— Основателем империи.
— Жаль, что не успела познакомиться с ним поближе, — задумчиво произнесла наша подопечная. — Но я его запомню.
До Иерусалима оставалось уже не более полутора дня пути, когда наконец мы встретили первый рыцарский отряд. Вернее было бы сказать, он нас встретил. В какой?то миг Ансельм напрягся, прямо посреди разговора, и сообщил, что за нами наблюдает множество вооруженных людей. И почти тут же из?за ближайший холмов с гиканьем и свистом вылетела и понеслась на нас, пытаясь охватить со всех сторон, легкая конница в чалмах, с круглыми щитами и тонкими пиками. Но тут меж восточных одеяний замелькали доспехи европейских рыцарей, а после того как на одном из щитов я разглядел червлено?серебряную шахматку графского рода фон Хонштайнов, у меня и вовсе отлегло от сердца. Передо мной был отряд имперских рыцарей, сопровождаемый сотней туркопилье[35]. Завидев черные бурнусы, они, вероятно, приняли четверку всадников за невесть откуда взявшихся гостей из сирийской пустыни и пожелали уточнить, что именно надо под стенами Вечного града друзским лазутчикам.
Я выхватил из?под своего покрывала грамоту с печатью императора Фридриха и начал размахивать ею в воздухе, крича во весь голос:
— Остановитесь! Мы люди императорской службы!
Очевидно, заслышав мой крик, нападающие остановили коней, и мы оказались окруженными со всех сторон десятками верховых, ожидающих приказа казнить или миловать.
Немая сцена продолжалась минут пять, потом от рыцарской группы, стоявшей под знаменем фон Хонштайнов, отделился один из закованных в доспехи воинов и неспешным шагом пустил своего коня навстречу нам.
— Ну?ка, Капитан, ты у нас ходячий гербарий, в смысле, гербовник, расскажи?ка, что за Ланселота несет к нам в гости?
Я вгляделся в червленый шит всадника, на котором серебряный меч острием вверх проходил сквозь центр четырех сигнальных рожков, поставленных в косой крест.
— Н?не знаю. Похоже на польский герб Тромбы, но это не он. Там рожка было всего три и они обычно черные в золоте, а здесь серебро в червлени. Этот герб мне раньше видеть не доводилось.
Между тем рыцарь приближался все ближе, так что уже можно было разглядеть его глаза, видневшиеся в прорези шлема.