— Верно. А утром, точнее, даже и не утром, а еще ночью вы отправились дальше в путь.
— Таков наш обычай, — согласно кивнул де Леварье. — Мы никогда не останавливаемся вне владений ордена на срок больший, чем нужен для того, чтобы поесть самим, накормить коней и немного передохнуть. День или ночь, погода или непогода, для нас это не имеет значения.
— Речь не о том, — мягко прервал я приора Лотарингии, явно настроенного продолжить разговор о нравах и обычаях ордена Храма Богоматери Горной. — Спустя сутки на этом же постоялом дворе пропала девочка, которую мы сопровождали. Ее подменили фейри.
— Я слыхал, что фейри временами грешат тем, что подсовывают в колыбель подменышей вместо человеческих детей. Но, если не ошибаюсь, ваша спутница давно уже переросла детские колыбельки, — неспешно заметил мой собеседник, явно не понимая, каким образом рассказанное мной связано с желанием отыскать его скромную особу.
— Да, — согласно кивнул я. — Ей было немногим менее четырнадцати лет. И фейри похитили ее, понуждаемые к этому могущественным заклятием. Нам удалось заставить их сознаться в этом.
— И что? — недоуменно поинтересовался мсье Сальватор.
— Ровным счетом ничего. Разве что на похитителях были одеяния вашего почтенного ордена, и, по утверждению фейри, направлялись они в Рош ле Сьен. И вот что еще. — Я посмотрел на дернувшееся как от удара лицо приора. — Эта девочка — невеста сына императора Фридриха II принца Людвига.
— Вы полагаете, — мрачнея на глазах, произнес де Леварье, — что мы, движимые известной вам неприязнью к императору Священной Римской империи, похитили невесту его сына? Я верно понимаю ваши слова?
— Ни в коем случае. — Я покачал головой. — Пришел бы я сюда таким вот образом, ежели б подозревал вас в этом преступлении. Да и к тому же мне достоверно известно, что похитители киевской княжны состоят на службе у графа Генриха фон Шверина. Они пытались обречь нас на смертную казнь, сорвать невыгодный для северной Лиги династический брак и, как вы сами видите, очернить высокое имя вашего ордена. Вы сами понимаете, что могло быть, если бы мне и моим друзьям, сейчас ожидающим результатов этого визита, не удалось раскрыть глаза его величеству насчет коварной уловки шверинцев.
Императорская армия могла быть под этими стенами еще вчера. Как видите, ее здесь нет, и император Фридрих, невзирая на ту неприязнь, о которой вы говорили, не полагает вас виновным в случившемся несчастье. Сегодня у него, у нас и у вас один враг. И я пришел просить вас о помощи в борьбе с этим врагом. В борьбе, пели которой близки каждой из участвующих в ней сторон.
Приор Лотарингии слушал меня в полном молчании, чуть постукивая кончиками пальцев по поверхности стола. Я смолк, и в подземелье воцарилась гнетущая тишина, все более гнетущая от того, что прибавить к вышесказанному мне было нечего, а реакция храмовника оставалась по?прежнему непонятной.
— Полагаю, все сказанное вами правда, — произнес он и, резко встав, направился к двери. — Ждите, за вами придут, — бросил он у самого выхода. — Да не вздумайте выходить сами, если хоть немного дорожите своей жизнью.
Ожидание затянулось. Уж и не знаю, сколько мне пришлось провести в гордом одиночестве, часть факелов уже погасла, да и оставшиеся норовили последовать за ними, погрузив подземелье во тьму, когда дверь отворилась и я увидел на пороге давешнего рыцаря, приведшего меня сюда утром.
Ожидание затянулось. Уж и не знаю, сколько мне пришлось провести в гордом одиночестве, часть факелов уже погасла, да и оставшиеся норовили последовать за ними, погрузив подземелье во тьму, когда дверь отворилась и я увидел на пороге давешнего рыцаря, приведшего меня сюда утром.
— Я еще увижу сегодня его честь мсье Сальватора де Леварье? — осведомился я, поднимаясь по лестнице вслед за проводником.
— Не ведаю, — отрезал тот.
— Но он в замке? Он никуда не уехал?
— Господина приора не было сегодня в замке, — кратко отрезал храмовник, не обращая никакого внимания на мое удивление. — Вам велено ждать дальнейших распоряжений. И очень прошу вас, не пытайтесь бежать.
Когда я возвратился в орденский странноприимный дом, был уже вечер. Расторопный служка поспешил провести меня в номер с такой безучастной любезностью, как будто и не было утреннего ареста и всех связанных с ним последующих оперативно?следственных мероприятий: мои вещи в келейке были сложены весьма аккуратно, даже более аккуратно, чем до обыска.
— Прикажете подать ужин? — глядя сквозь меня, спросил провожатый.
— Да уж, будь добр, — кивнул я, чувствуя, что с самого утра у меня не было во рту и маковой росинки.
— Сию минуту, — поклонился он. — Не обессудьте, у нас весьма скромная трапеза.
Портье не покривил душой, похлебка из вареных бобов навевала грустные воспоминания об императорском столе. Когда же на следующий день в меню не было внесено никаких корректив, я уже поглощал содержимое своей миски с видимой досадой, к вечеру переросшей в остервенение. Особенно же злило то, что до меня здесь, похоже, ровно никому не было дела. Кроме, пожалуй, гостиничного слуги, разносившего тощую баланду, да пары стражников, заступавших мне дорогу, стоило попытаться выйти во двор.