Онемевший игумен, вжавшись в каменную лавку, опасливо глядел на богатыря, словно ожидая расправы.
— Но спасибо тебе, отче, молвил ты слово верное. Братья и дружина! — Муромец вновь обратился к заполнявшим площадь витязям. — Всех тех, кто стоит за власть, что от Бога положена, зову с собой. Пишитесь в дружину мою. И да поможет нам Бог!
— Пиши меня, отец родной! Я, Чурило свет Олегович, витязь киевский, да со мной два десятка гридней[10].
— Знамо! Знамо Чурилу! — зашумела толпа. — Славный витязь! Из первых под Луческом был.
— И я с тобой, Ильич! Ждан Светозарович из псковской земли, да со мной два брата и пять воев.
— Славный витязь! Из первых под Луческом был.
— И я с тобой, Ильич! Ждан Светозарович из псковской земли, да со мной два брата и пять воев.
— Любо, псковитянин! По Стекольне[11] знамо!
— И меня пиши, — раздалось где?то рядом. — Ропша Хват, да повольников со мной три дюжины.
— Доброе имя! Ту год свесь на Двине бил!
— Ну что, я пошел, — наклонился я к Лису.
— Удачи, Капитан, — прошептал он.
— С тобой хочу идти, Володимир Ильич! Я, Вальдар Ингварсен, сын камваронского ярла. Да со мной Лис Венедин и шесть десятков кнехтов и лучников.
— Знамо! — крикнул кто?то.
— Не знамо!!! — раздалось совсем близко. — Кто таков?
Я увидел, как Муромец устремил взгляд в нашу сторону, однако, похоже, искал он не меня. По?видимому, он нашел то, что искал, поскольку стоявший чуть поодаль Штолль едва заметно кивнул, и вслед за этим Муромец прогудел:
— Ну?тка, расступись, честной народ. Покажись нам, витязь заморский.
Толпа расступилась, давая узкий коридор, и я, поправив свой пурпурный плащ, зашагал к каменному помосту.
— Так вот ты каков, витязь Воледар. Слыхивал о тебе слово доброе. И про то, как ты в чужестранных землях с разбойниками бился, и про то, как вы с Венедином на острове чудо?юдо заморили. Да вот беда, все это невесть где было, а здесь ваши имена мало кому ведомы. Так что если поверит народ слову моему…
— Медведем его испытать! — донесся из толпы тот самый голос, который первым выкрикнул, что я неведом.
— Медведем! Медведем! — радостно донеслось над заполнившей площадь толпой.
— Ну что, витязь, сам слышишь, что народ решил. Согласиться иль отказаться — сам думай.
— «Капитан», — раздался в голове предостерегающий голос Лиса, — «по?моему, самое время обидеться и послать их самих к медведям. Тем более что начальство вряд ли оценит твое рвение».
Лис, несомненно, был прав, и мысль попасть в лапы медведю ради десяти — пятнадцати страничек текста, который, возможно, никто никогда не прочтет, меня вовсе не грела. Но опозориться перед таким количеством витязей — нет, уж лучше медведь.
— Ну, — дожидаясь ответа, заторопил меня Муромец.
— А! Была не была! — Я сорвал с головы шапку и бросил ее оземь. — Давайте бурого!
— «Ну вот. Ты опять сошел с ума», — с безысходным оптимизмом констатировал Лис. — «Капитан, ты думаешь, тебе щас приведут олимпийского мишку и он улетит в свой сказочный лес? Вынужден тебя расстроить: скорее всего это будет особь кило под триста, да еще и кормленная последний раз невесть когда».
— «Лис, не мельтеши. Все равно уже ничего не изменишь. Постарайся лучше вспомнить, что нам известно о борьбе с медведями».
— «Медведя лучше всего бить в степи с вертолета», — хмуро отозвался Лис. — «Ну а если серьезно, брюхо у него слабое, ноздри, задница… Но что это нам дает? Ты представляешь, с какой скоростью эта зверюга машет лапами? Майк Тайсон рядом не угадывается! А на лапах у этой твари, между прочим, не мягкие перчатки».
— «Ладно, не пугай. Можно подумать, я не представляю, что такое медведь».
Если бы я даже и не знал ничего о животном, с которым мне сейчас должно было сойтись в поединке, то в эту минуту у меня появился вполне реальный шанс узнать о нем побольше. Словно повинуясь волшебной палочке, толпа раздалась, очищая круг для будущей схватки и огораживая его высокими строевыми щитами, из?за которых торчали широкие наконечники копий.
Следом за этим два дюжих молодца вывели на поле битвы косолапого великана, недобро оглядывающего людское морс вокруг.
— Ну что, люди добрые, простите, если что не так, — крикнул я, склонившись в поясном поклоне. Скинув плащ, я передал его Муромцу. — Ежели не вернусь, отдай кому пожелаешь, — и, неожиданно размашисто перекрестившись, шагнул в круг.
— Подожди себя хоронить, — донеслось мне вслед.
Наверное, самое худшее у медведей — это выражение морды. Точнее, полное его отсутствие. Замысел любого хищника можно предугадать, глядя ему в глаза. Но только не медведя. Осознав, что сдерживающие его цепи сняты, бурый хозяин леса осмотрелся кругом и, заметив меня, вздыбился, оскаливая пасть и угрожающе рыча. В таком положении он был на полторы головы выше противника и, стало быть, чувствовал себя хозяином положения. Вспоминая выступления на боксерском ринге в Кембридже, я начал враскачку приближаться к косолапому, выбирая удачный момент для атаки.
— «Капитан, ну шо ты пляшешь». — раздалось в голове. — «Ты его только злишь».
Очевидно, Лис был прав, поскольку в ту же секунду мохнатый исполин ринулся на меня со скоростью, вовсе неожиданной для столь мощной туши. Я едва успел вжать голову в плечи и опустить ее как можно ниже, когда передние лапы чудовища сомкнулись на моей спине и длиннющие когти заскрипели по кольчуге.