И
среди этих богов был такой хромой пес Пиздец с пятью лапами. В древних
грамотах его обозначали большой буквой «П» с двумя запятыми. По преданию, он
спит где-то в снегах, и, пока он спит, жизнь идет более-менее нормально. А
когда он просыпается, он наступает. И поэтому у нас земля не родит, Ельцин
президент и так далее. Про Ельцина они, понятно, не в курсе, а так все очень
похоже. И еще было написано, что самое близкое понятие, которое существует в
современной русской культуре, — это детская идиома «Гамовер». От английского
«Game Over».
— Да по-английски-то я понял, — сказал Азадовский, — не дурак. Я не
понял, кому этот пиздец наступает?
— Не то чтобы кому-то или чему-то, а всему. Поэтому, наверно, остальные
боги и вмешались. Я специально спросил, как эту собаку звали, — думал, может
быть, это транскультурный архетип. А как богиню зовут?
— Ее никак не зовут, — перебил голос сзади, и Татарский обернулся.
В дверях стоял Фарсук Сейфуль-Фарсейкин. Он был одет в длинный серый
плащ с капюшоном, из-под которого поблескивала золотая маска, и Татарский
узнал его только по голосу.
— Ее никак не зовут, — повторил Сейфуль-Фарсейкин, входя в комнату. —
Когда-то давно ее звали Иштар, но с тех пор ее имя много раз менялось.
Знаешь такой брэнд — No Name? И по хромой собачке та же картина. А все
остальное ты правильно сказал.
— Во, давай ты, Фарсук, поговори с ним, — сказал Азадовский, — а то он
и без нас все знает.
— Что это ты, интересно, знаешь? — спросил Фарсейкин.
— Так, — ответил Татарский, — мелочи. Вот, например, этот зубчатый знак
в центре плиты. Я знаю его смысл.
— И какой же этот смысл?
— «Быстро» по-древнеегипетски.
Фарсейкин засмеялся.
— Да, — сказал он, — нестандартно. Обычно новые члены думают, что это
шоколад «М&М». На самом деле это символ, указывающий на одно очень
древнее и довольно туманное изречение. Все древние языки, в которых оно
существовало, давно мертвы, и на русский его даже сложно перевести — нет
соответствующих глосс. Зато в английском ему точно соответствует фраза
Маршалла Мак-Лухана «The medium is the message»* (* «Посредник — это
послание» (англ.)). Поэтому мы расшифровываем этот знак как две соединенных
буквы «М». То есть не только мы, конечно, — такие алтари «Силикон Графикс»
поставляет вместе с рендер-серверами.
— Так эта плита не настоящая?
— Почему. Самая настоящая, — ответил Фарсейкин. — Базальт, три тысячи
лет. Можешь потрогать. Я, правда, не уверен, что этот рисунок всегда значил
то, что он значит сейчас.
— А что это за росянка между богиней и псом? — Это не росянка. Это
дерево жизни. Еще это символ великой богини, потому что одна из ее ипостасей
— дерево с тремя корнями, которое расцветает в наших душах. У этого дерева
тоже есть имя, но его узнают только на самых высоких стадиях посвящения в
нашем обществе.
У этого дерева
тоже есть имя, но его узнают только на самых высоких стадиях посвящения в
нашем обществе.
— А что это за общество? — спросил Татарский. — Чем занимаются его
члены?
— Можно подумать, ты не знаешь. Ты уже сколько времени у нас работаешь?
Вот всем этим его члены и занимаются.
— Как оно называется?
— Когда-то давно оно называлось Гильдией Халдеев, — ответил Фарсейкин.
— Но так его называли те, кто в нем не состоял, а только про него слышал. Мы
сами называем его Обществом Садовников, потому что наша задача — пестовать
священное дерево, которое дает жизнь великой богине.
— Давно это общество существует?
— Очень давно. Говорят, что оно действовало еще в Атлантиде, но мы для
простоты считаем, что оно пришло из Вавилона в Египет, а оттуда — к нам.
Татарский поправил сползшую с лица маску.
— Понятно, — сказал он. — Оно что, занималось строительством
Вавилонской башни?
— Нет. Вовсе нет. Мы не строительная контора. Мы просто слуги великой
богини. Если пользоваться твоей терминологией, мы следим, чтобы Пиздец не
проснулся и не наступил, это ты правильно понял. Я думаю, ты понимаешь, что
в России на нас лежит особая ответственность. Пес спит именно здесь.
— А где именно?
— Повсюду, — ответил Фарсейкин. — Когда говорят, что он спит в снегах,
— это метафора. А то, что несколько раз в этом веке он почти просыпался, —
уже нет.
— Так чего же нам все время частоту опускают?
Фарсейкин развел руками.
— Человеческое легкомыслие, — сказал он, подходя к алтарю и снимая с
него золотую чашу. — Сиюминутные расчеты, близоруко понятая конъюнктура. Но
до конца нам ее никогда не опустят, не бойся. За этим тщательно следят. А
сейчас, если ты не возражаешь, перейдем к ритуалу.
Приблизившись к Татарскому, он положил руку ему на плечо.
— Встань на колени и сними маску.
Татарский послушно опустился на пол и снял маску с лица. Фарсейкин
окунул палец в чашу и провел на лбу Татарского мокрый зигзаг.
— Ты есть посредник, и ты есть послание, — сказал он, — и Татарский
понял, что линия на его лбу — сдвоенная «М».
— Что это за жидкость? — спросил он.
— Собачья кровь. Символику, надеюсь, не надо объяснять?
— Нет, — сказал Татарский, поднимаясь с пола. — Не дурак, читал
кое-что. Что дальше?
— Теперь ты должен заглянуть в священный глаз.
Почему-то Татарский вздрогнул, и Азадовский это заметил.
— Да не бойся ты, — вмешался он. — Через этот глаз великая богиня
узнает своего мужа. А поскольку муж у нее уже есть, это простая
формальность. Смотришься в глаз, выясняется, что ты не бог Мардук, и мы
спокойно работаем дальше.
— Какой бог Мардук?
— Ну, или не Мардук, — сказал Азадовский, вынимая из-под юбки пачку
«Мальборо» и зажигалку, — неважно.