.. ну,
смог бы сделать то, что сделал, если бы на это не было воли Аллаха?
— Нет.
— Едем еще дальше, — уверенно продолжал Березовский. — Попробуй
посмотреть на вещи так: я просто орудие в руках Аллаха, а что и почему
делает Аллах, уразуметь нельзя. И потом, если бы не воля Аллаха, я не собрал
бы все телебашни и теледикторов на своих трех клетках. Так?
— Так.
— Еще базары есть?
Радуев ткнул Березовского стволом в лоб.
— Есть, — сказал он. — Мы поедем еще дальше. Я тебе скажу, как говорят
у нас в селе старые люди. По замыслу Аллаха, этот мир должен быть подобен
тающей во рту малине. А люди вроде тебя из-за своей алчности превратили его
в мочу, соприкасающуюся с кожей. Может быть, воля Аллаха была и на то, чтобы
в мир пришли такие люди, как ты. Но Аллах милостив, поэтому его воля есть и
на то, чтобы грохнуть людей, из-за которых жизнь не кажется малиной. А после
разговора с тобой она кажется мне не малиной, а мочой, которая разъела мне
весь мозг, понял, нет? Поэтому оптимальным решением для тебя будет
помолиться.
Березовский вздохнул.
— Я вижу, ты хорошо подготовился к беседе. Ну, ладно. Допустим, я
сделал ошибку. Как я могу ее загладить?
— Загладить? Загладить такое оскорбление? Не знаю. Нужно сделать
какое-нибудь богоугодное дело.
— Какое, например?
— Не знаю, — повторил Радуев. — Построить мечеть. Или медресе. Но это
должна быть очень большая мечеть. Такая, чтобы в ней можно было отмолить
грех, который я совершил, сев за стол с человеком, брызжущим мочой на кожу
Неизъяснимого.
— Ясно, — сказал Березовский, чуть опуская руки. — А если конкретно,
насколько большая?
— Думаю, первый взнос — миллионов десять.
— А не много?
— Я не знаю, много это или нет, — рассудительно сказал Радуев, огладив
бороду рукой, — потому что категории «много» и «мало» мы познаем в
сравнении. Но ты, может быть, заметил стадо козлов, когда подъезжал к моему
штабу?
— Заметил. А какая связь?
— Пока эти двадцать миллионов не придут на мой счет в Исламский банк,
тебя будут каждый час семнадцать раз окунать в бочку с козлиной мочой, и она
будет соприкасаться с твоей кожей, и ты будешь думать, много это или мало —
семнадцать раз в час.
— Эй-эй-эй, — сказал Березовский, опуская руки. — Ты что? Только что
было десять миллионов.
— Ты про перхоть забыл.
— Послушай, Салманчик, так дела не делают.
— Ты хочешь заплатить еще десять за запах пота? — спросил Радуев и
тряхнул автоматом. — Хочешь?
— Нет, Салман, — устало сказал Березовский. — За запах пота я платить
не хочу. Кстати, кто это нас снимает на скрытую камеру?
— Какую камеру?
— А что это за портфель на подоконнике? — Березовский ткнул пальцем в
экран.
— Ах ты, шайтан, — пробормотал Радуев и поднял автомат.
По экрану прошел белый зигзаг, все затянула серая рябь, и в зале
зажегся свет.
Азадовский крякнул и переглянулся с Морковиным.
— Ну как? — робко спросил Татарский.
— Скажи мне, ты где работаешь? — брезгливо спросил Азадовский. — В
пи-ар отделе «Логоваза»? Или у меня в группе компромата?
— В группе компромата, — ответил Татарский.
— Какое у тебя было задание? Сценарий переговоров Радуева с
Березовским, где Березовский передает чеченским террористам двадцать
миллионов долларов. А ты что написал? Он что, передает? Он у тебя мечеть
строит! Спасибо, что не Храм Христа Спасителя. Если бы не мы сами этого
Березовского делали, я бы решил, что ты у него зарплату получаешь. А Радуев?
Он у тебя вообще какой-то профессор богословия! Читает журналы, про которые
даже я не слышал.
— Но ведь должна же быть логика развития сюжета…
— Мне нужна не логика, а компромат. А это не компромат, а говно. Понял?
— Понял, — потупившись, ответил Татарский.
Азадовский несколько смягчился.
— Вообще-то, — сообщил он, — здравое зерно есть. Первый плюс — вызывает
ненависть к телевидению. Хочется его смотреть и ненавидеть, смотреть и
ненавидеть. Второй плюс — «монополия». Это ты сам придумал?
— Сам, — приободрился Татарский.
— Это удача. Террорист и олигарх делят народное добро за игорным
столом… Ботва от злобы просто взвоет.
— А не слишком ли… — вмешался Морковин, но Азадовский перебил:
— Нет. Главное, чтоб у людей мозги были заняты и эмоции выгорали. Так
что эта телега насчет «монополии» ничего. Она нам рейтинг новостей минимум
на пять процентов поднимет. Значит, минуту в прайм-тайм…
Азадовский вытащил из кармана калькулятор и стал что-то подсчитывать.
— …поднимет тысяч на девять, — досчитав, сказал он. — И что у нас
будет за час? Множим на семнадцать… Нормально. Так и сделаем. Короче,
пускай они играют в «монополию», а режиссеру скажешь перебить монтажом:
очереди в сберкассы, шахтеры, старушки, дети голодные, солдатики раненые.
Все дела. Только ты про теледикторов убери, а то в ответ надо будет вой
поднимать. Лучше сделай в их «монополии» такую фишку —
телевизионно-бурильную установку. И пусть Березовский говорит, что он хочет
таких вышек всюду понастроить, чтобы снизу нефть прокачивали, а сверху —
рекламу. И монтаж — Шаболовская телебашня с буром. Как тебе?
— Гениально, — с готовностью сказал Татарский.
— А тебе? — спросил Азадовский у Морковина.
— Присоединяюсь на все сто.