Серега! Перетер. Окончательная коррекция брэнд-эссенций на два
квартала:
Чубайс — отвага на пожаре / зеленые в банке
Лебедь — правда в камуфляже / порядок в бабочке
Явлинский — think different / think doomsday * (* Думай иначе/думай о
конце света (англ.
).) (Apple не возражает)
Ельцин — стабильность в коме / демократия в гробу
Hi there** (** Привет (англ.).),
Эдик.
— Для Чубайса слабовато они придумали, — сказал Татарский,
поворачиваясь к Морковину, — а коммунисты где?
— Их в оральном отделе сочиняют, — ответил Морковин. — И слава Богу. Я
бы за две зарплаты не стал.
— А там что, больше платят?
— Так же. А есть ребята, которые у них за бесплатно вкалывать готовы.
Одного, кстати, сейчас увидишь.
Рядом с Бандерасом висела сделанная на цветном принтере открытка с
золотым двуглавым орлом, сжимающим в одной когтистой лапе «калашников», а в
другой — пачку «Мальборо». Под лапами орла была золотая надпись:
SANTA BARBARA FOREVER***.
ОТДЕЛ РУССКОЙ ИДЕИ ПОЗДРАВЛЯЕТ КОЛЛЕГ
С ДНЕМ СВЯТОЙ ВАРВАРЫ!
(*** Санта-Барбара навсегда (англ.).)
Справа от открытки висел еще один рекламный плакат — Ельцин,
склонившийся над шахматной доской с еще не пришедшими в движение фигурами.
Смотрел он на нее почему-то сбоку (видимо, мизансцена подчеркивала его роль
верховного арбитра), а вместо белого и черного королей стояли маленькие
бутылочки с надписями «Обычное виски» и «Black Label». Подпись гласила:
BLACK LABEL
МОЩНЕЙШАЯ РОКИРОВКА!
В дверь постучали. Татарский повернулся и замер. Такое количество
встреч со старыми знакомыми за один день казалось неправдоподобным — в
кабинет вошел Малюта, копирайтер-антисемит, с которым они работали когда-то
в агентстве Ханина. Он был одет в турецкую косоворотку, перехваченную
солдатским ремнем, на котором висела целая батарея оргтехники: сотовый
телефон, пейджер, зажигалка «Зиппо» в кожаном футляре и шило в узких черных
ножнах.
— Малюта! Чего ты здесь делаешь?
Малюта, однако, не проявил удивления.
— Я здесь всему кагалу имидж-меню сочиняю, — ответил он. — Про квасок
ядреный с хренком слышал? Или про блины с тешкой? Это все мои хиты. Еще в
оральном отделе работаю на полставки. А ты по компромату?
Татарский промолчал.
— Знакомы? — с любопытством спросил Морковин. — Ну да, у Ханина вместе
сидели. Значит, без проблем сработаетесь.
— Работать я один предпочитаю, — сухо сказал Малюта. — Чего делать-то
надо?
— Азадовский просил, чтобы ты проект доработал. По Березовскому с
Радуевым. Радуева не трогать, а вот по Березовскому надо чичирок добавить. Я
тебе вечерком позвоню, дам кое-какие инструкции. Сделаешь?
— По Березовскому-то? — спросил Малюта. — Чичирок? Это да. Когда нужно?
— Вчера, как всегда.
— А где исходник?
Морковин посмотрел на Татарского.
По Березовскому с
Радуевым. Радуева не трогать, а вот по Березовскому надо чичирок добавить. Я
тебе вечерком позвоню, дам кое-какие инструкции. Сделаешь?
— По Березовскому-то? — спросил Малюта. — Чичирок? Это да. Когда нужно?
— Вчера, как всегда.
— А где исходник?
Морковин посмотрел на Татарского. Тот пожал плечами и протянул Малюте
папочку с распечаткой сценария.
— Ты с автором не хочешь поговорить? — спросил Морковин. — Чтоб он тебя
в курс ввел?
— Сам по тексту разберусь. Завтра в десять будет готово.
— Ну, как знаешь.
Когда Малюта вышел, Морковин сказал:
— Не очень он тебя любит.
— Да ерунда, — сказал Татарский. — Поспорили как-то о геополитике.
Слушай, а кто будет вышки менять? На бурильно-телевизионные?
— Вот черт, забыл. Хорошо, что напомнил, — я ему вечером объясню. Ты,
кстати, с ним помирись. Сам знаешь, что у нас сейчас с тактовой частотой, а
Леня ему все равно одного 3-D генерала выделил. Говорит, эфир оживляет. Так
что кадр он перспективный, а какая завтра коррекция придет и откуда, никто
не знает. Может, он вместо меня завотделом будет, тогда…
Морковин не договорил. Дверь распахнулась, и в комнату ворвался
Азадовский. Следом за ним вошли двое охранников со «скорпионами» на ремнях.
Лицо Азадовского было белым от ярости, а пальцы быстро сжимались и
разжимались с такой силой, что Татарский вспомнил когти орла с
поздравительной открытки. Таким Татарский никогда его не видел.
— Кто Лебедя последний раз сводил? — закричал Азадовский от дверей.
— Как обычно, — испуганно ответил Морковин, — Семен. А что случилось?
Азадовский повернулся к парню с пони-тэйлом.
— Ты? — спросил он. — Это ты сделал?
— Что? — спросил Семен.
— Ты Лебедю сигареты заменил? С «Кэмела» на «Житан»?
— Я, — сказал Семен, — а что такое? Я просто подумал, что так будет
актуальнее. Мы же его собирались с Аленом Делоном монтировать.
— Увести, — скомандовал Азадовский.
— Подождите, подождите, — испуганно выставил перед собой руки Семен, —
я объясню…
Но охранники уже волокли его в коридор. Азадовский повернулся к
Морковину и несколько секунд сверлил его глазами.
— Я ничего не знал, — сказал Морковин, — клянусь.
— А кто про это знать должен? Я? А ты знаешь, откуда мне сейчас
звонили? Из «Джей-Ар Рейнольдс тобакко», которые нам «Кэмел» у Лебедя на два
года вперед проплатили. И знаешь, что они сказали? Что они нас через своего
конгрессмена на пятьдесят мегагерц опускают. И опустят еще на пятьдесят,
если Лебедь в следующем эфире опять с «Житаном» будет. Я не знаю, сколько
этот Семен наварил на черном пи-аре, но потеряем мы много, очень.