А давно его… того?
— После танца в Ростове. Когда он со сцены упал. Пришлось в коды
переводить в аварийном режиме. Помнишь, операцию делали по шунтированию?
Проблем была куча. Когда доцифровывали, все уже в респираторах работали. С
тех пор под фанеру и пашем.
— А как лицо делают? — спросил Татарский. — Жесты, мимику?
— То же самое. Только не магнитная система, а оптическая, «Adaptive
optics». А для рук — перчатки «CyberGlove». Два пальца на одной отрезали — и
порядок.
— Эй, мужики, — сказал кто-то из инженеров, — вы бы потише, а? Аркаше
сейчас опять прыгать. Пусть отдохнет.
— Что? — спросил Аркаша, приподнимаясь в гамаке. — Да вы чего, опухли?
— Пойдем, — сказал Морковин.
Следующее помещение, куда Морковин привел Татарского, называлось
«Виртуальной студией». Несмотря на название, в ней стояли самые настоящие
камеры и софиты, которые приятно грели. Студия была большой комнатой с
зелеными стенами и полом, где снимали нескольких человек в модном
сельскохозяйственном прикиде. Обступив пустое пространство, они вдумчиво
кивали головами, а один мял в руках спелый пшеничный колос. Морковин
объяснил, что это зажиточные фермеры, которых дешевле снимать на «кодак»,
чем анимировать.
— Говорим им, куда глядеть примерно, — сказал он, — и когда вопросы
задавать. Потом с кем угодно свести можно. Смотрел «Starship troopers»*? (*
«Звездный десант» (англ.).) Где космический десант с жуками воюет?
— Смотрел.
— То же самое. Только вместо десантников — фермеры или там малый
бизнес, вместо автоматов — хлеб-соль, а вместо жука — Зюганов или Лебедь.
Потом сводим, сзади накладываем Храм Христа Спасителя или космодром
Байконур, перегоняем на «бетакам» — и в эфир… Пойдем еще в аппаратную
зайдем.
Аппаратный зал, находившийся за дверью с игривой надписью «Машинное
отделение», не произвел на Татарского особого впечатления. Произвели
впечатление два автоматчика, стоявшие у входа. Само помещение выглядело
скучно — это была комната со скрипучим паркетом и пыльными обоями в зеленых
гладиолусах, которые явно помнили еще советское время. Никакой мебели в
комнате не было; на одной стене висела цветная фотография Гагарина с голубем
в руках, а у другой стояли металлические стеллажи со множеством однообразных
синих ящиков, единственным украшением которых была похожая на снежинку
эмблема «Silicon Graphics». Внешне ящики мало отличались от аппарата,
когда-то виденного Татарским в «Драфт Подиуме». Никаких интересных лампочек
или индикаторов на этих ящиках не было — так же могла бы выглядеть
какая-нибудь банальная трансформаторная подстанция.
Но Морковин вел себя
чрезвычайно торжественно.
— Азадовский говорил, что ты любишь, когда у жизни большие сиськи, —
сказал он. — Вот это самая большая. И если она тебя пока не возбуждает, то
это просто с непривычки.
— Что это такое?
— Рендер-сервер 100/400. Их «Силикон Графикс» специально для этих целей
гонит — хай энд. По американским понятиям в принципе уже старье, но нам
хватает. Да и вся Европа на таких пашет. Позволяет просчитывать до ста
главных и четырехсот вспомогательных политиков.
— Крутой компьютер, — без энтузиазма сказал Татарский.
— Это даже не компьютер. Это стойка, где двадцать четыре компьютера,
которыми управляют с одной клавиатуры. В каждом по четыре процессора,
частота восемьсот мегагерц. Кадры каждый блок считает по очереди, а вся
система работает примерно как авиационная пушка, у которой стволы крутятся.
Американцы с нас бабок взяли немеряно. Но что делать — когда все начиналось,
у нас таких не было. А теперь, как ты сам понимаешь, уже никогда и не будет.
Американцы, кстати, и есть наша главная проблема. Опускают нас, как козлов.
— Это как?
— Да на мегагерцы. Сначала за Чечню на двести опустили. На самом деле,
конечно, из-за нефтепровода, ты ведь понимаешь. Потом за то, что кредит
украли. И так по любому поводу. Мы, конечно, разгоняем по ночам, но они же в
посольстве тоже телевизор смотрят. Как только мы чуть-чуть частоту поднимем,
они просекают и инспектора шлют. В общем, позор. Великая страна, а сидим на
четырехстах мегагерцах. Да и те не наши.
Морковин подошел к стойке, выдвинул из нее узкий синий блок и откинул
вверх его крышку, на которой оказался жидкокристаллический монитор. Под ним
была клавиатура с трэк-болом.
— С этой клавиатуры и управляют? — спросил Татарский.
— Да ты что, — махнул рукой Морковин. — Чтобы в систему войти, нужен
допуск. Все терминалы наверху. Это просто контрольный монитор — хочу
посмотреть, что считаем.
Он потыкал в кнопки, и в нижней части монитора появилось окно с
прогресс-индикатором и несколькими малопонятными надписями: memory used 5184
М, time elapsed 23:11:12 и что-то еще очень мелким шрифтом. Потом выскочил
набранный крупными буквами путь: C:/oligarchs
/berezka/excesses/vo_pole/slalom.prg.
— Понятно, — сказал Морковин. — Это Березовский в Швейцарии.
Экран стал покрываться квадратиками с фрагментами цветного рисунка, как
будто кто-то собирал головоломку. Через несколько секунд Татарский увидел
знакомое лицо, в котором чернело несколько недосчитанных дыр, — его особенно
поразила сумасшедшая радость, которой сиял правый, уже посчитанный глаз.
— На лыжах катается, сука, — сказал Морковин, — а мы тут с тобой пылью
дышим.
— А почему каталог «excesses»? Что в этом такого — на лыжах покататься?
— А у него по сюжету вместо этих палок с флажками голые балерины стоят,
— ответил Морковин.