— Я тебя все поздравить хочу, — сказал он. — Этот твой материал про
Березовского с Радуевым — лучший компромат за всю осень. Реально. Особенно
то место, где они собираются пронзить мистическое тело России своими
бурильно-телевизионными вышками в главных сакральных точках. И какая надпись
на этих монопольных денежках — «In God we Monopoly»!* (* «На Бога у нас
монополия» (англ.).) А на Радуева кипу надеть — это ж надо допереть было…
— Да ладно тебе, — сказал Татарский и мрачно подумал: «Просили же этого
мудака Малюту, чтоб не трогал Радуева. Теперь вот бабки назад. И хорошо,
если без счетчика обойдется». — Ты лучше скажи, когда твой отдел нам идею
родит нормальную? — спросил он. — На какой стадии проект?
— Вообще все строго секретно. Но если в общих чертах, то идея на
подходе. И такая, что все припухнут. Осталось додумать роль Аттилы и
доработать стилистику — чтобы был как бы постоянный контрапункт органа и
гармошки.
— Аттила? Это который Рим сжег? При чем тут он?
— Аттила — значит «человек с Итиля». Сказать по-нашему — Волжанин.
Итиль — это древнее название Волги. Чувствуешь, куда клоню?
— Не очень.
— Мы же и есть третий Рим. Который, что характерно, на Волге. Так что и
в поход ходить никуда не надо. Отсюда наша полная историческая
самодостаточность и национальное достоинство.
Татарский оценил мысль.
— Да, — сказал он, — сурово.
Поглядев в окно, он увидел над кромкой леса верхушку гигантской
бетонной постройки — косо поднимающийся вверх спиральный скат, увенчанный
небольшой серой башенкой. Он зажмурил глаза и открыл их снова — бетонная
глыба не исчезла, только чуть-чуть сместилась назад. Татарский пихнул Сашу
Бло под локоть, так, что машина вильнула на дороге.
— Ты чего, одурел? — спросил Саша.
— Гляди быстрее, — сказал Татарский, — вон, видишь, башня из бетона?
— Ну и что?
— Не знаешь, что это такое?
Саша поглядел в окно.
— А, это. Азадовский только что рассказывал. Тут начинали станцию ПВО
строить. Чего-то там раннего оповещения. Успели только фундамент доделать и
стены, а потом, сам знаешь, оповещать стало некого. У Азадовского есть план
все это приватизировать и достроить, только не локатор, а дом себе новый.
Говорит, дизайн ему нравится. Не знаю — я, например, бетонные стены не
переношу. А чего ты так завелся?
— Ничего, — сказал Татарский. — Вид очень странный. А как станция
называется, куда мы едем?
— Расторгуево.
— Расторгуево, — повторил Татарский. — Тогда все понятно.
— Да вон она, кстати. Нам вон в тот дом. Тут самый грязный пивняк под
Москвой.
Леня любит здесь пивка попить по выходным. Чтобы ощутить как
следует, чего он в жизни достиг.
Пивная, помещавшаяся в подвальном этаже облезлого кирпичного дома
недалеко от железнодорожной платформы, действительно была на редкость грязна
и зловонна. Народ, жавшийся по столикам с чекушками водки, был вполне под
стать заведению — несколько не вписывались в среду только два бандита в
спортивных костюмах, стоявшие за столиком возле входа. Татарского поразило,
что Азадовский поздоровался с несколькими посетителями — видимо, он
действительно был здесь завсегдатаем. Саша Бло зацепил одной рукой две
кружки бледного пива, схватил другой Татарского под руку и потащил его за
дальний столик.
— Слушай, — заговорил он, — а у меня к тебе дело. У меня два брата сюда
переехали из Еревана и решили бизнес начать. Короче, открыли эксклюзивное
похоронное бюро с высшим классом обслуживания. Просто прикинули, сколько
здесь бабок зависло между банками. Их все сейчас выбивать начинают друг из
друга, так что на рынке возникла реальная ниша.
— Это точно, — сказал Татарский, поглядывая на бандитов у входа,
которые пили чешское пиво из принесенных с собой бутылок. Было непонятно,
что они делают в таком месте, — хотя, возможно, ими двигала та же мотивация,
что и Азадовским.
— В общем, чисто по дружбе, — продолжал тараторить Саша Бло, — напиши
мне для них нормальный слоган, чтобы по целевой группе реально работал.
Раскрутятся — заплатят.
— А чего, тряхну стариной, — ответил Татарский. — Какая легенда у
нашего брэнда?
— Я ж сказал — смерть экстра-класса.
— А фирма как называется?
— По фамилии. Похоронное бюро братьев Дебирсян. Подумаешь?
— Сделаю, — сказал Татарский. — Какие проблемы.
— Кстати, — продолжал Саша, — ты смеяться будешь, но у них один наш
знакомый уже клиентом был. Жена, перед тем как свалить отсюда, проплатила
похороны по первому разряду.
— Это кто же?
— Помнишь Ханина из агентства «Тайный советчик»? Завалили.
— Вот ужас. Я и не слышал. Кто?
— Кто говорит — чечены, а кто говорит — менты. Что-то там из-за
бриллиантов. Темное, короче, дело… Ты куда?
— В туалет, — ответил Татарский.
Уборная была даже грязнее, чем остальная часть пивной. Глядя на стену в
геологических потеках, поднимавшуюся над писсуаром, Татарский заметил
треугольный кусок отслоившейся штукатурки, удивительно похожий по форме на
бриллиантовое ожерелье с фотографии, висевшей в туалете у Ханина. При первом
взгляде на это образование жалость к бывшему начальнику, заполнившая душу
Татарского, алхимически трансформировалась в заказанный Сашей Бло слоган.
Выйдя из туалета, он остановился — его поразил внезапно открывшийся
вид.