Он не ошибся. Дорога кончалась у самого верхнего бокса, перед которым
лежала куча строительного мусора и сломанные ящики. Среди мусора Татарский
заметил странный кубик и поднял его. Это была точилка для карандашей в форме
телевизора, на пластмассовом экране которого кто-то нарисовал шариковой
авторучкой большой глаз. Точилка была старой — такие делали в семидесятые
годы, и было удивительно, что она так хорошо сохранилась.
Очистив точилку от прилипшей грязи, Татарский сунул ее за пазуху и
огляделся, размышляя, что делать дальше. Идти внутрь бокса было страшно —
там было темно, и легко можно было сломать себе шею, упав в какую-нибудь
дыру. Где-то сверху под ветром опять стукнула дверь, и Татарский вспомнил,
что на вершине сооружения была маленькая башенка с красной лампой-маячком.
Она была не видна оттуда, где он стоял, но вверх вела короткая пожарная
лестница.
Башенка оказалась техническим помещением, где должны были стоять моторы
лифтов. Ее дверь была открыта. Сразу за дверью на стене был выключатель.
Включив свет, Татарский увидел следы сурового солдатского быта: деревянный
стол, два табурета и пустые пивные бутылки в углу. То, что это следы именно
солдатского быта, было ясно по наклеенным на стены журнальным фотографиям
женщин. Некоторое время Татарский изучал их. Одна из них, совершенно голая и
золотая от загара, бегущая по песку тропического пляжа, показалась ему очень
красивой. Дело было даже не в ее лице или фигуре, а в удивительной и
неопределимой свободе движения, которое удалось поймать фотографу. Песок,
море и листья пальм на фотографии были такими яркими, что Татарский тяжело
вздохнул — скудное московское лето уже прошло. Он закрыл глаза, и несколько
секунд ему казалось, что он слышит далекий шум моря.
Сев за стол, он разложил на нем свои находки и еще раз осмотрел их.
Пальмы с пачки «Парламента» и с фотографии на стене были очень похожи, и он
подумал, что они растут в такой точке мира, куда он никогда не попадет —
даже, по русскому обычаю, на танке, — а если и попадет, то только тогда,
когда ему уже ничего не будет нужно ни от этой женщины, ни от этого песка,
ни от этого моря, ни от себя самого. Меланхолия, в которую его погрузила эта
мысль, была такой глубокой, что на самом ее дне он неожиданно увидел свет:
ему в голову пришел искомый слоган и идея плаката для «Парламента».
Торопливо вытащив записную книжку, он застрочил:
Плакат представляет собой фотографию набережной Москва-реки, сделанную
с моста, на котором в октябре 93 года стояли исторические танки. На месте
Белого дома мы видим огромную пачку «Парламента» (компьютерный монтаж).
Вокруг нее в изобилии растут пальмы. Слоган — цитата из Грибоедова:
И ДЫМ ОТЕЧЕСТВА НАМ СЛАДОК И ПРИЯТЕН.
ПАРЛАМЕНТ
Спрятав книжку в карман, он собрал со стола свои находки и в последний
раз оглядел комнатку. У него мелькнула мысль, что можно было бы забрать на
память фотографию бегущей по песку женщины, но он не стал этого делать.
Выключив свет, вышел на крышу и остановился, чтобы глаза привыкли к темноте.
«Что теперь? — подумал он. — На станцию».
БЕДНЫЕ ЛЮДИ
Приключение, пережитое в подмосковном лесу, оказало благоприятное
действие на профессиональные способности Татарского. Сценарии и концепции
стали даваться ему намного легче, а за слоган для «Парламента» Пугин даже
выдал небольшой аванс: он сказал, что Татарский попал в самую точку, потому
что до девяносто третьего года пачка «Парламента» стоила столько же, сколько
пачка «Мальборо», а после известных событий «Парламент» быстро стал самым
популярным в Москве сортом сигарет и теперь стоит в два раза дороже.
Впоследствии дым Отечества так и канул в Лету или, если точнее, в зиму,
которая наступила неожиданно рано. Единственным сомнительным эхом этого
слогана в заснеженном рекламном пространстве Москвы оказалась фраза «С
корабля на бал», взятая неизвестным коллегой Татарского у того же
Грибоедова. Она мелькала одно время на щитовой рекламе ментоловых сигарет —
яхта, синь, фуражка с крабом и длинные ноги. Татарский ощутил по этому
поводу укол ревности, но несильный — девушка с ментоловой рекламы была
подобрана под вкусы настолько широкой целевой группы, что текст
самопроизвольно читался как «С корабля на бля».
Волна мухоморной энергии, прошедшая по его нервной системе, почему-то
лучше всего отливалась в тексты для сигарет — наверно, по той же причине, по
которой первый по-настоящему удавшийся любовный или наркотический опыт
определяет пристрастия на всю жизнь. Следующей его большой удачей (не только
по его собственному мнению, но и по мнению Пугина, который опять удивил, дав
немного денег) был текст, написанный для сигарет «Давидофф», что было
символично, потому что именно с них и началась его карьера. Текст опирался
на рекламу «Давидофф Классик», заполнившую все щиты в центре: мрачные тона)
крупное увядающее лицо, в глазах которого мерцало какое-то невыносимо
тяжелое знание, и подпись:
ПОНИМАНИЕ ПРИХОДИТ С ОПЫТОМ.
DAVIDOFF CLASSIC
При первом взгляде на это мудрое морщинистое лицо Татарский задался
вопросом, что же такое знает этот зарубежный курильщик. Первая пришедшая в
голову версия была довольно мрачна: визит в онкологический центр, рентген и
страшный диагноз.
Проект Татарского был полностью противоположен: светлый фон, юное лицо,
отмеченное невежественным счастьем, белая пачка с легкими золотыми буквами и
текст: