Рядом с ним сидела Лена, которая занималась контрактами
и бухгалтерией. На ней было простое черное платье (ни украшений, ни
косметики), а в руке она держала папку с золотым замочком. Когда Татарский
влез в машину, все трое переглянулись, и Сергей сказал шоферу:
— Вперед.
Лена нервничала. Всю дорогу, прихохатывая, она рассказывала про
какого-то Азадовского — видимо, любовника своей подруги. Этот Азадовский
вызывал у нее чувство, близкое к восхищению: приехав в Москву с Украины, он
вселился к ее знакомой, прописался на ее площади, потом вызвал из
Днепропетровска сестру с двумя детьми, прописал их там же и тут же, без
всякой паузы, разменял квартиру через суд, отправив подругу в комнату в
коммуналке.
— Этот человек далеко пойдет! — повторяла Лена.
Ее особенно впечатляло то, что сестра с детьми сразу же после этой
операции была сослана назад в Днепропетровск; вообще, в рассказе
присутствовали такие подробности, что под конец поездки Татарскому стало
казаться, что он прожил половину жизни в квартире с Азадовским и его
близкими. Впрочем, Татарский нервничал не меньше Лены.
Клиент (его имя так и осталось неизвестным) был удивительно похож на
тот образ, который сложился в голове у Татарского после вчерашнего
разговора. Это был короткий и плотный мужичок с хитрым лицом, на котором
только начала рассасываться похмельная гримаса, — видимо) он выпил первый
стакан незадолго до встречи.
После короткого обмена любезностями (говорила в основном Лена; Сергей
сидел в углу, закинув ногу на ногу, и курил) Татарский был представлен в
качестве сценариста. Сев за стол перед клиентом, он бухнул «Ролексом» о стол
и раскрыл блокнот. Сразу же выяснилось, что клиенту сказать особо нечего.
Без сильного галлюциногена было сложно вдохновиться деталями его бизнеса —
он главным образом упирал на какие-то поддоны с фторовым покрытием, к
которым ничего не прилипает. Слушая и чуть отворачивая лицо в сторону,
Татарский кивал и ставил в блокноте бессмысленные закорючки. Краем глаза он
осмотрел комнату — в ней тоже не было ничего интересного, если не считать
голубой пыжиковой шапки, явно очень дорогой, которая лежала на верхней полке
в пустом застекленном шкафу. Как и было обещано, через несколько минут на
поясе у него зазвонил пейджер. Татарский снял с ремня черный пластмассовый
ящичек. В его окошке были слова: «Welcome to the route 666″*.
(* «Добро пожаловать на шоссе 666» (англ.).)
«Шутник, а?» — подумал Татарский.
— Это не из «Видео Интернешнл»? — спросил из угла Сергей.
— Нет, — ответил Татарский, принимая подачу. — Мне эти лохи, слава
Богу, больше не звонят. Это Слава Зайцев.
— Мне эти лохи, слава
Богу, больше не звонят. Это Слава Зайцев. На сегодня все отменяется.
— Почему? — спросил Сергей, поднимая бровь. — Если он думает, что нам
это нужнее, чем ему…
— Потом поговорим, — сказал Татарский.
Клиент тем временем задумчиво и насупленно глядел на свою пыжиковую
шапку в застекленном шкафу. Татарский посмотрел на его руки. Они были
сцеплены замком, а большие пальцы быстро вращались друг вокруг друга, словно
наматывая на себя невидимую нить. Это и был момент истины.
— А вы не боитесь, что все может кончиться? — спросил Татарский. — Ведь
время сами знаете какое. Вдруг все рухнет?
Клиент поморщился и с недоумением поглядел сначала на Татарского, а
потом на его спутников. Его пальцы перестали крутиться.
— Боюсь, — ответил он, поднимая глаза. — А кто не боится-то. Странные
какие-то у вас вопросы.
— Извините, — сказал Татарский. — Это я так.
Минут через пять беседа кончилась. Сергей взял у клиента бланк с его
логотипом — это был стилизованный пирожок в овале, под которым стояли буквы
«ЛКК». Договорились о встрече через неделю; Сергей обещал, что к этому
времени будет готов сценарий ролика и какие-то «раскадровка» и «баланс».
— У тебя что, крыша поехала? — спросил Сергей Татарского, когда они
вышли на улицу. — Кто ж такие вопросы задает?
— Ничего, — сказал Татарский. — Зато теперь я знаю, чего он хочет.
«Мерседес» довез всех троих до ближайшего метро.
Вернувшись домой, Татарский за несколько часов написал сценарий. Уже
давно он не чувствовал такого вдохновения. В сценарии не было конкретного
сюжета — он состоял из чередования исторических реминисценций и метафор.
Росла и рушилась Вавилонская башня, разливался Нил, горел Рим, скакали
куда-то по степи бешеные гунны — а на заднем плане вращалась стрелка
огромных прозрачных часов.
«Род приходит, и род уходит, — говорил глухой и демонический (Татарский
так и написал в сценарии) голос за кадром, — а земля пребывает вовеки».
Но даже земля с развалинами империй и цивилизаций погружалась в конце
концов в свинцовый океан; над его ревущей поверхностью оставалась одинокая
скала, как бы рифмующаяся своей формой с Вавилонской башней, с которой
начинался сценарий. Камера наезжала на скалу, и становился виден выбитый в
камне пирожок с буквами «ЛКК», под которым был девиз, найденный Татарским в
сборнике «Крылатые латинизмы»:
MEDIIS TEMPUSTATIBUS PLACIDUS.
СПОКОЙНЫЙ СРЕДИ БУРЬ.
ЛЕФОРТОВСКИЙ КОНДИТЕРСКИЙ КОМБИНАТ