И вот этот скелет
анимируют, как мультфильм, — ручка сюда, ножка туда. Вручную, правда, мы уже
не делаем. У нас специальные люди есть, которые скелетами работают.
— Скелетами?
Морковин поглядел на часы.
— Сейчас как раз съемка в третьем павильоне. Пойдем посмотрим. А то я
тебе до вечера объяснять буду.
Помещение, куда Татарский робко вошел вслед за Морковиным через
несколько минут, походило на мастерскую художника-концептуалиста,
получившего большой грант на работу с фанерой. Это был зал высотой в два
этажа, заставленный множеством фанерных конструкций разной формы и не очень
ясного назначения, — тут были ведущие в никуда лестницы, недоделанные
трибуны, фанерные плоскости, спускавшиеся к полу под разными углами, и даже
длинный фанерный лимузин Ни камеры, ни софитов Татарский не заметил — зато у
стены громоздилось множество непонятных электрических ящиков, похожих на
музыкальную аппаратуру, возле которых сидело на стульях четверо человек, по
виду инженеров. На полу возле них стояла полупустая бутылка водки и
множество пивных банок. Один из инженеров, в наушниках, глядел в монитор.
Морковину приветственно помахали руками, но никто не стал отвлекаться от
работы.
— Эй, Аркаша, — позвал человек в наушниках. — Ты будешь смеяться, но
придется еще раз.
— Что? — раздался сиплый голос из центра зала.
Татарский обернулся на голос и увидел странное приспособление —
фанерную горку вроде тех, что бывают на детских площадках, только выше. Скат
горки обрывался над гамаком, растянутым на деревянных стойках, а на ее
вершину вела алюминиевая стремянка. Рядом с гамаком сидел на полу пожилой
грузный человек с лицом милицейского ветерана. На нем были тренировочные
штаны и майка с надписью «Sick my duck»*. (* Больная моя уточка (англ.).)
Надпись показалась Татарскому слишком сентиментальной и не вполне грамотной.
— То, Аркаша, то. Давай по новой.
— Сколько ж можно, — пробормотал Аркаша. — Голова кружится.
— Да ты накати еще стакан. У тебя как-то зажато выходит. Серьезно,
накати.
— До меня еще прошлый стакан не доехал, — отозвался Аркаша, поднялся с
пола и побрел к инженерам. Татарский заметил, что к его запястьям, локтям,
коленям и щиколоткам прикреплены небольшие диски из черной пластмассы. Такие
же были и на его теле — всего Татарский насчитал четырнадцать.
— Кто это? — шепотом спросил он.
— Это Аркаша Коржаков. Не, не думай. Просто однофамилец. Он скелетоном
Ельцина работает. Та же масса, те же габариты. К тому же актер — раньше в
ТЮЗе работал на шекспировских ролях.
— А что он делает?
— Сейчас увидишь. Хочешь пива?
Татарский кивнул. Морковин принес две банки «Туборга» и какую-то
фотографию.
Морковин принес две банки «Туборга» и какую-то
фотографию. Со странным чувством Татарский увидел на банке знакомого
человека в белой рубахе — Tuborg man все так же вытирал платком пот со лба,
страшась продолжить свое окончательное путешествие.
Выпив, Аркаша вернулся к горке, вскарабкался по стремянке вверх и замер
над фанерным скатом.
— Начинать? — спросил он.
— Подожди, — сказал человек в наушниках, — сейчас откалибруем заново.
Аркаша присел на корточки и взялся рукой за край площадки, сделавшись
похожим на огромного жирного голубя.
— Что это на нем за шайбы? — спросил Татарский.
— Это датчики, — ответил Морковин. — Технология «Motion capture». Они у
него там же, где у скелетона шарниры. Когда Аркаша двигается, снимаем их
траекторию. Потом ее фильтруем чуть-чуть, совмещаем с моделью, и машина все
считает. Это новая система, «Star Trak». Самая сейчас крутая на рынке. Без
проводов, тридцать два датчика, работает где угодно — но и стоит, сам
понимаешь…
Человек в наушниках оторвался от монитора.
— Готово, — сказал он. — Значит, повторяю по порядку. Сначала
обнимаешь, потом приглашаешь спуститься, потом спотыкаешься. Только когда
рукой вниз будешь делать, величественнее и медленнее. А падай по полной,
наотмашь. Понял?
— Понял, — пробурчал Аркаша и осторожно встал. Его чуть покачивало.
— Начали.
Аркаша повернулся влево, развел руки и медленно сомкнул их в пустоте.
Татарский поразился — его движения мгновенно наполнились государственным
величием и державной неспешностью. Сначала Татарский вспомнил про систему
Станиславского, но сразу же понял, что Аркаша просто с трудом балансирует на
пятачке высоко над полом, изо всех сил стараясь не упасть. Разжав объятия,
Аркаша широким жестом указал своему невидимому спутнику на скат, шагнул к
нему, качнулся на краю фанерной бездны и безобразно обрушился вниз. За время
падения он два раза перекувырнулся, и, если бы не гамак, в который
приземлилось его грузное тело, не обошлось бы без членовредительства. Упав,
Аркаша так и остался лежать в гамаке, обхватив руками голову. Инженеры
столпились вокруг монитора и стали тихо о чем-то спорить.
— Что это такое будет? — спросил Татарский.
Морковин молча протянул ему фотографию.
Татарский увидел какой-то кремлевский зал с малахитовыми колоннами, в
который спускалась широкая мраморная лестница с красной ковровой дорожкой.
— Слушай, а почему его бухим показывают, если он виртуальный?
— Рейтинг повышаем.
— У него от этого рейтинг растет?
— Да не у него. Какой у электромагнитной волны рейтинг. У канала.
Почему в новостях в прайм-тайм минута сорок тысяч стоит, прикидывал?
— Уже прикинул. А давно его… того?
— После танца в Ростове.