Он не почувствует, но для него все кончится.
— Я люблю его, — сквозь слезы повторила Алеся, — зачем он меня бросил? Ведь он же знает, как мне плохо без него!
— На все воля Божья. Давай встанем. Нам надо начинать.
Священник почти поднялся, когда женщина резко толкнула его. Он упал, она взвилась и замахнулась на него топором.
— Не позволю!!!
Грохнул выстрел.
Алеся рухнула на могилу, распахнув руки, будто для объятия.
Тарашкевич вскочил и кинулся к женщине.
Кастусь трясущимися руками перезаряжал пистоль. Порох просыпался мимо, пыж никак не забивался, ствол ходил ходуном.
— Я убил ее, — всхлипывал лекарь. — Убил женщину. Убил…
Священник перевернул вдову на спину, ощупал ее голову.
На пальцах отца Яна Кастусь увидел кровь.
— О господи, — застонал эскулап и выронил оружие. — Что же я наделал…
Тарашкевич поднял голову и окликнул Рагойшу:
— Оставь, сын мой, успокойся.
— Как же так, — застонал Кастусь, — как же так…
Священник подошел к нему и, положив руку на плечо, заглянул в глаза. Он молчал, и под его пристальным взглядом Кастусь стал успокаиваться.
— Перестань, — наконец приказал отец Ян. — Ты не убил Алесю. Пуля лишь оглушила ее, чиркнув по голове.
Кастусь вздрогнул и рванулся к вдове. И правда, хотя кровь обильно заливала лицо женщины, она дышала, а рана была обыкновенной царапиной.
— Слава тебе, Господи, — перекрестился Рагойша, — не допустил греха.
— Не торопись, — сказал подошедший сзади Тарашкевич с лопатой в руках. — Все еще впереди.
— Что? О чем вы? — Кастусь медленно поднялся. — Я не стану убивать эту невинную душу.
— Я не о том, — священник воткнул лопату в землю. — Надо закончить то, зачем мы пришли. Давай отнесем Алесю с могилы и начнем.
Кастусь облегченно вздохнул, помог Тарашкевичу поднять вдову. Они отнесли ее на несколько шагов в сторону и аккуратно положили на траву.
— Как думаешь, — обратился священник к лекарю, — она скоро очнется? Не хочется, чтобы она видела, как мы…
Он не продолжил.
Кастусь кивнул понимающе, наклонился к женщине и приложил руку к ее горлу. Потом выпрямился и ответил:
— Сердце едва бьется, но бьется ровно. Она сильно ослабла, поэтому еще долго будет в забытьи. Думаю, мы успеем.
— Что ж, — отец Ян утер лоб, — тогда начнем.
Они вернулись к могиле. Священник прочитал молитву, он и врач перекрестились и принялись раскапывать землю.
* * *
Рассвет отец Ян и Кастусь Рагойша встретили недалеко от дома Алеси, неся женщину, которая все еще не приходила в себя.
Когда они подошли к калитке, из хаты выскочила растрепанная бабка Тэкля.
— Вой, вой, вой, — запричитала она, увидев кровь на лице. — Забилася моя Алесенька! Как же ж я, дура старая, заснуть могла?! Куда ж я смотрела! А Божа ж мой, Божа, а…
— Тише, тише, — взмахнул рукой Кастусь. — Она просто упала и сильно поранилась. Но ничего страшного. Отлежится и очнется.
— Да, — поддержал священник, — не стоит убиваться.
Все хорошо. Теперь — все хорошо.
Тэкля не поняла его последних слов. Да это было и не важно.
Они занесли Алесю в хату, уложили на постель и вышли. Бабка Тэкля осталась внутри.
— Ну что ж, сын мой, — сказал Тарашкевич, — кажется, мы справились.
— Да. — Кастусь внезапно почувствовал, как сильно он устал. Ноги сами подгибались, тело ныло.
Лекарь опустился на завалинку.
Отец Ян присел рядом.
— Я хочу сказать, — начал он, но осекся, закашлялся, будто от кома в горле, после продолжил: — Спасибо, что не оставил меня. Один я бы не смог.
— Я бы тоже, — ответил Кастусь. — Я бы тоже.
Какое-то время они сидели молча, слушая, как потихоньку просыпается спасенное местечко. Уже пастух погнал коров на луг, где-то фыркали кони, которых запрягали в телегу. Начиналась жизнь.
Лекарь откинулся назад, закрыв глаза. Тянуло в сон. Священник покосился на него и поднялся:
— Идем, сын мой. Лучше спать дома.
Кастусь с сожалением потянулся, хрустнув суставами, и поднялся:
— Ваша правда, отец Ян.
Когда они немного отошли от дома Алеси, священник повернулся к лекарю:
— Я вот что подумал… Надо бы вернуться сюда вечером. Чтобы убедиться.
Рагойша замедлил шаг:
— Но ведь мы…
Священник перебил:
— Я просто хочу убедиться. Просто убедиться. Чтобы потом спокойно спать.
— Понимаю… Да, конечно, встретимся.
— Тогда я жду тебя на закате.
— Я буду, отец Ян. Я приду.
— Я знаю, сын мой. Я знаю. Они разошлись в разные стороны.
* * *
Кастусь поднялся с пенька, посмотрел на большие, как вишни, звезды и спросил у священника:
— Может быть, стоит уйти? Прежде он являлся гораздо раньше. Кажется, мы правда справились.
— Давай подождем еще. Я хочу быть уверен.
Рагойша пожал плечами, но опустился обратно. Стал ждать.
До рассвета они сидели молча. Когда солнце показалось над лесом, отец Ян встал:
— Все, можно идти. Господь явил свою милость — упырь не вернется.
Они выбрались из схованки и пошли прочь. Но не успели пройти и ста шагов, как из проулка выскочила женщина в сбившемся на затылок платке.
— Слава тебе Господи, — воскликнула женщина, хватая Рагойшу за рукав, — пан дохтур, идемте скорее, моему Язэпу худо. Я уж бегала до хаты вашей, стучала, да не открывал никто.
— Да-да, конечно, — пробормотал эскулап, спеша за женщиной.
— Как худо? — остановил их вопрос священника.
— Лихоманка у него, батюшка Ян, навалилась, значит, и грызет. Вчерась началася. Только странная она — жару нет, ознобу тоже. Вот и побегла я до пана дохтура.
Кастусь побледнел, глянул на священника. Тот поджал губы, нахмурился:
— Я с вами пойду. Может быть, молитва окажется сильнее снадобий.
* * *
Кастусь потер небритый подбородок и подошел к столу, на котором стоял гроб с покойником. Хведар Балыка умер третьего дня. Сгорел от непонятной лихоманки, как уже пятеро до него. И всего-то за полгода! Кастусь честно пытался лечить их.