Все друзья мгновенно открестились от блаженного товарища, как только он отказался вычеркивать из паспорта графу «национальность». Или им посоветовали откреститься? Кто его знает.
Дмитрий уже устал размышлять на тему, что зависит от конкретного человека, а что навязывается ему обществом. В любом случае телефон стал для него своего рода рацией с одной линией связи между двумя людьми — им самим и Колькой, который, в отличие от Светы, не стал отказываться от родного человека. Пусть это даже и мешало его карьере.
А Светка стала. И пусть Коля не рассказывает, как маме трудно сейчас живется. Скорее уж очередной ухажер бросил, вот и мучается в депрессии, проклиная Дмитрия за то, что он ей всю жизнь испортил и ребенку продолжает портить.
Как ни странно, но Дмитрий все еще ее любил. Полгода назад, надравшись до философского состояния, он долго и нудно размышлял в одиночестве таежного дома, почему он не обозлился на нее за то, что она бросила и предала его, за то, что забрала с собой Колю, легко выиграв дело в суде. Да и как не переиграть — она рассудительный, свободный от предрассудков космополит, а он эгоистичный националист, не желающий помочь своей семье найти новое место в мире. Во всем она права, во всем. А вот Дмитрий так и не смог отказаться от крошечного слова, идентифицирующего его и дающего связь с бесконечной вереницей поколений. Если бы он не был историком, наверное, ему было бы легче смириться со всем этим. Хотя его коллеги легко сбросили с себя узы гражданства.
К слову, вспомнив о философском состоянии, Дмитрий вспомнил о чуть ли не единственном своем друге, таком же ненормальном националисте-ирландце, который держал паб где-то в лесах под Типперэри. В этом пабе Дмитрий и набрал необходимую дозу алкоголя в крови, чтобы чудесно разобраться со своими мыслями. Тогда он понял, что просто любит Светку, просто любит Колю — и никакие изменения в мире не смогут поколебать его отношение к родным людям. А что они сами думают о нем — это их личное дело. Каждый выбирает по себе.
Дверь противно заскрипела — весь металлический ободок уже успел заледенеть. Вроде бы и не слишком холодно, а вот дверь обмерзает мгновенно. Все-таки нужно было выбрать территорию потеплее, когда был шанс. Так нет же, захотелось в исконно российскую глушь.
Дмитрий не стал звонить Патрику — все равно клиентов много быть не может. Сколько осталось националистов в мире? Да, наверное, не больше четырех-пяти десятков. Во всяком случае, сам Дмитрий знал лично не больше двадцати.
Снег тихонько поскрипывал под ногами — видать, сильный мороз будет. Тропа выглядела неуютно — когда большую часть следов оставляет зверье, так и просится на язык слово «глухомань». А в такой глуши трудно жить любому человеку — не в бытовом плане, а просто психологически. Так и одичать недолго.
И что он сам тут делает? Прям как Робинзон на необитаемом острове с тем исключением, что за столбиками границы начинаются вполне себе обжитые территории. Вот только за теми столбиками заодно заканчивается Россия и начинается Объединенная Земля, граждан которой Дмитрий крепко не любил. Но, наверное, больше, чем космополитов, русский не любил только Наблюдателей.
Они являлись своеобразной полицией, которая присматривала за национальными территориями со стороны Объединенной Земли, а заодно следила, чтобы националисты не устраивали беспорядков как у себя дома, так и на территориях космополитов. Говоря простым языком, эта компания лезла не в свое дело, доставала националистов официозом и нелепыми требованиями и вообще портила настроение в дни праздников или просто когда националистам вздумывалось где-то собраться да посидеть тесной компанией. Наблюдатели насчитывали всего лишь семь человек — четверо рослых светловолосых парней лет тридцати — тридцати пяти, один не менее рослый и основательно накачанный негр, крепкая, немного мужиковатая девушка и самый колоритный персонаж этой команды в инвалидной коляске, которая была нафарширована электроникой и оружием под завязку.
Полный политкорректный набор космополитов. Особенно раздражали Дмитрия их имена. Чудна оказалась фантазия папаш космополитов — это же надо было так перепить, чтобы дать малышам столь оригинальные имена. Джо, Джозеф, Джордж, Джой. Негр, инвалид и девушка в оригинальности имен тоже недалеко ушли. Негр звался Джоном, инвалид Джеком, и девушка гордо носила имя Джози. Дмитрию каждый раз казалось, что это все какой-то дурацкий спектакль под названием «Политкорректность и равенство в массы». Вот только сценарий раз за разом не менялся. Все оставалось по-прежнему — националисты на своих территориях, космополиты, проживающие в регионах Объединенной Земли, и Наблюдатели между ними.
Надсмотрщики, полиция, охранники…
Непрошенно пришла крамольная мысль махнуть на все рукой и приехать к Николаю, помириться со Светой и зажить, как все нормальные люди.
— Фиг тебе, — непонятно кому ответил Дмитрий и добавил: — Я, русский, сдаваться не собираюсь:
Вот только и победы ждать не приходится. Чтобы побеждать, нужна война. А вот ее-то в последнее время не предвидится — воевать не с кем. Все произошло настолько быстро, что Дмитрий даже и не понял сначала, что все, конец, «финита ля комедия». Весь процесс превращения граждан самых разных государств в космополитов прошел легко, как пирожное с касторкой. Не было никаких возражений со стороны политической или финансовой элиты. Как понял потом Дмитрий — именно им это и было на руку в первую очередь. Мир без национальных и религиозных конфликтов — самая лучшая среда для сбережения и приумножения средств. А если есть желание подзаработать на торговле оружием или просто помахать ракетной дубинкой, то всегда есть наркокартели, активизировавшиеся международные организации торговцев людьми или частями от них, да и пиратов тоже стало много на морях-океанах, и не только в морских окрестностях Сомали. Непонятно, где они прятались и кто оказывал им поддержку с учетом того, что в единонациональном мире просто не было второй стороны, которой была бы выгодна нестабильность на морских просторах. Сторона была только одна — и, как казалось Дмитрию, именно космополитической правящей элите спокойствие на земном шарике было совсем ни к чему.
Зато мир един.
Одно государство, одно правительство, одна цель.
— Линда, останься. — Хьюго неловко коснулся ее щеки.
— Милый, я обещала родителям, что проведу завтрашний день с ними, — они привыкли, что день рождения я праздную в семье.
— Так пригласи их сюда, — пожал плечами Хью. — Здесь хватит места всем. Пойми, я ведь тоже хочу в этот день быть рядом с тобой.
Линда задумчиво посмотрела на быстро темнеющий горизонт за плечами Хьюго. Взъерошила американцу волосы мимолетным движением руки и чуть виновато ответила:
— Не сейчас, любимый. Им и так тяжело смириться с тем, что я встречаюсь с националистом.
Линда тихонько засмеялась:
— Я и сама еще не привыкла.
— А я привык, — шепнул Хьюго, — что у меня есть ты. И никогда не смогу отвыкнуть…
Линда поцеловала его в щеку и легко села в машину. Уже запустив двигатель, она с улыбкой сказала Хьюго:
— Ты не успеешь соскучиться. Я быстро.
— Успею, — еле слышно сказал Хьюго и более громко добавил: — Я буду ждать. Привози своих стариков, если сможешь уговорить, — я буду рад с ними познакомиться.
— Обязательно. Если они меня вообще выслушают. Не безобразничай тут без меня, — улыбнулась Линда, снимая машину с ручника.
— Не буду, — негромко сказал Хью.