Я пойду.
— Как знаешь, — отозвался священник. — Хотя… Подожди.
Он зашарил свободной рукой по карманам. Извлек какую-то вещицу, бережно положил на стол.
— Вот. Ты вроде бы потерял.
Рычащий протянул руку, уже зная, что это. Осторожно, стараясь не замарать кровью, связал разорванную бечеву. Надел на шею. Закрыл глаза.
Оберег жил. Забытое тепло заструилось по груди, сердце забилось сильнее, и он даже сквозь соломенную крышу почуял, как крадется за облаками луна, как молочно-белый свет прорывается, стремясь приласкать уставшую от солнечной яркости землю. Ночь растущей луны. Его время.
— Вы тогда его нашли? Когда пошли в Бринньи?
Отец Кристоф кивнул. Рычащий снова коснулся оберега.
— Я же мог убить и вас, и мальчика, — прошептал он. — Перегрызть спящим глотки.
Кюре повернулся. И посмотрел в глаза Рычащему. Долгим взглядом.
— Разве? — задумчиво произнес он.
Он еще сомневается… смеет сомневаться в ненависти луньера к человеку… Да, мог бы…. Ну, пусть не перегрызть, просто убить… Или не мог?
Рычащий потупился. Спросил, замявшись:
— И все же…
Священник усмехнулся уголками губ. Простучав костылем, добрался до сундука у своей постели. Звякнула замком откинутая крышка.
— Иди сюда, Жак. Или как тебя зовут на самом деле.
— Я — Рычащий, — проговорил Рычащий, нагибаясь над сундуком.
Там, на дне, лежала свернутая лазурная ткань с черной вышивкой — раскинувшей крылья хищной птицей.
Рычащий сглотнул. Когда-то давно, еще щенком, он вместе с отцом бродил по людской ярмарке в каком-то городишке. Вождь клана наклонился к сыну, указывая на воина в плаще цвета неба. Он из Ордена, сказал тогда отец. Старого братства, созданного для войны со всем, что угрожает роду людскому. Говорят, они даже переплыли море и в знойном краю песка дрались с не верящими в Сына Божьего. Опасайся встречи с ними, малыш. Обегай стороной лазурный плащ с черным ястребом.
Отец Кристоф покачал головой, наблюдая за ошеломленным луньером.
— Меча нет. Пожертвовал аббатству, когда принимал сан. А ножи остались. — Он вытащил из сундука боевой нож, подкинул на ладони. — У меня бессонница, Жак.
Рука сделала почти незаметное движение. Над ухом Рычащего коротко свистнуло. Луньер обернулся. Нож торчал в дверной притолоке на высоте его глаз. Лезвие до половины вошло в косяк, рукоять еще подрагивала.
— У меня бессонница, — повторил кюре.
4
Сон был странный, в него проникали голоса, тревожили, мешали. А потом Реми проснулся, будто кто-то толкнул его в бок. Выполз из-под теплого одеяла, прошлепал босыми ногами из своего закутка в общую комнату.
Отец Кристоф не спал, сидел, ссутулившись, перед печкой. Угли слабо мерцали, но Реми тотчас заметил: лежанка найденыша пуста.
— А где Жак? — спросил он. Священник поворошил кочергой золу.
— Ушел, — отозвался он. — Просил за него попрощаться с тобой.
— Как ушел? — переспросил Реми. — Совсем?
— Совсем, — буркнул отец Кристоф. — Иди спать.
— Как же так, — прошептал Реми. — Я же…
Мальчик сердито свел брови. И метнулся в свой угол.
И метнулся в свой угол.
— Отец Кристоф, — донеслось оттуда. — А он давно
— С полчаса, — ответил священник.
Реми снова появился. Он успел надеть штаны и башмаки и теперь натягивал через голову вязаную фуфайку.
— Куда это ты собрался?
Реми справился с одежкой, не утруждая себя шнуровкой ворота. Сунул под мышку сверток мешковины.
— Он пойдет по дороге к парому, — выдохнул мальчик. — Я обещал ему кое-что. Догоню, отдам подарок и вернусь. Я быстро.
— Ты с ума сошел, ночь на дворе, — рявкнул отец Кристоф, поднимаясь. — И думать не смей!
Но Реми уже распахнул дверь. Оглянулся на пороге, блеснув глазами. И бросился по тропинке через огород.
— Реми! Реми, постой! — крикнул священник. — Вернись! Вернись сейчас же!
Мальчик добежал до плетня. Перемахнул на ту сторону и скрылся в ночи.
— Отец Кристоф… не волнуйтесь… я… скоро…
Священник, не сдержавшись, выругался. Сорвал с крючка плащ, перехватил поудобнее костыль. Выдернул из косяка нож и шагнул прочь из дома.
Поначалу темнота не пугала.
Дорога к переправе тянулась сразу за деревенскими садами. Реми с резвостью зайца пробежал меж низкими яблоньками, заботливо укутанными у земли в солому, споткнулся о корень старой груши, чуть не выронив ношу, перелез еще через пару плетней. Он торопился, нисколько не опасаясь окружающей ночи: по деревне брехали собаки, а за деревьями приветливо светились окна домов. Жак вряд ли ушел далеко. Он нагонит его, надо только бежать чуть быстрее!
Реми едва ли не взлетел на изгородь, отделявшую сады от дороги. Спрыгнул вниз. Под ногами захрустели жухлые стебли репы и моркови: селяне выбрасывали за забор гнилую ботву. Вот и дорога! Реми перескочил канаву и оказался на неширокой полосе утоптанной земли.
Дорога, насколько видел глаз, была пуста. По обеим сторонам ее расстилались вспаханные поля, освещенные бледным сиянием луны, а еще дальше поднимался полосой тьмы лес.
И ни единой души вокруг, только свист ветра и неверное мерцание звезд.
Реми впервые почувствовал тревогу. Он остановился, набирая в грудь холодного воздуха.
— Жак! — крикнул он. — Эй, Жак!
Мир молчал. Ветер дунул сильнее, по разгоряченному погоней телу побежали мурашки.
— Жа-а-а-ак!
— …ак!..ак! — отозвалось эхо. Реми на мгновение показалось, что вдалеке, почему-то не на дороге, а на пашне, у самого леса, появилась и исчезла высокая темная фигура.
— Жак! — обрадовался Реми. И осекся. Лес — это много дальше, чем он надеялся зайти. Отец Кристоф будет переживать, если он не вернется быстро.
Силуэт на границе поля и леса показался снова. Жак ждал его, и Реми отбросил сомнения. Он мигом, туда и обратно.
Огоньки деревни удалялись. Мальчик несся по скованной заморозками дороге, и щуплая тень его скользила следом.
Отец Кристоф прислонился к грушевому дереву, переводя дыхание. Казалось, сердце колотится не в груди, а где-то в горле. В голове гудело. Старый калека, выругал он себя, тебе ли гнаться за быстроногим парнишкой. Как еще не повредил и здоровую ногу, когда, не увидев в тени изогнутый корень, зацепился костылем и растянулся посреди сада.
Груша над головой качала голыми ветвями, точно жаловалась на что-то ветру. Реми, наверное, уже выбрался на дорогу.