А предпринять контрнаступление сейчас — потерять и столицу, и армию. Не хватит у них сил. До подхода северной армии — не продержаться. Князь Севера и сам все это понимал. Но…
Сдать город? Позволить захватчикам войти в Маестану?
Маестана… Он ведь здесь родился. Наследник Северного княжества появился на свет вдалеке от своей вотчины, в старинном родовом особняке. Здесь прошли его детство и юность.
Серебряные шпили церквей, извилистые улочки, резные наличники на окнах домов, тенистые парки, ажурные перила многочисленных мостов, брусчатка набережной под самыми окнами…
Здесь он встретил свою будущую жену и здесь венчался — весной, махнув рукой на обычаи и суеверия. А город тонул в цветущей сирени.
Город, мой город… Любимый, исхоженный вдоль и поперек, до последнего закоулка знакомый и такой родной город. Самый красивый на свете. Маестана…
Маестана — столица, сердце империи. Живое сердце. Разве можно сердце — и врагу отдавать?..
Маршал Балей поднялся со своего места. Ладони спокойно и уверенно легли на грубо выструганную столешницу.
— Приказываю наступление, — медленно произнес он и сам не узнал своего голоса.
— Арсений, ты уснул? — Дина щекотно потеребила его ухо.
— Да нет. — Князь поднял голову и улыбнулся жене. — Задумался. Что бы было со всеми нами, если бы я тогда согласился отступить и сдать Маестану без боя? Земля не прощает предателей…
— Ты сам сейчас и ответил, — пожала плечами княгиня. — Все просто. Земля не прощает предателей.
Они выполнили его приказ. Но никто из них не мог понять, что движет маршалом и на что, во имя Единого, он рассчитывает.
А все было просто. Очень просто.
Земля — она ведь живая. Города, реки, деревни — живые. Любящие и преданные. Любящие тех, кто любит их. И преданные беззаветно тем, кто им предан. Тем, кто их защищает. Тем, кто умирает за них.
И вот поэтому нельзя просто прийти и занять чужую землю. Сама же земля воспротивится. Ведь она веками впитывает кровь своих защитников. Те, кто живет ради своей земли, и те, кто за нее умирает, — ведь они не уходят.
Они просто остаются на страже своей родины — навечно.
И страшно, когда чужаки захватывают твою землю. Если они пришли и взяли, а ты отдал, не удержал — значит, ты предал свою землю. Это значит: живые предали мертвых. Это значит: мертвые отреклись от живых. Это значит: ты потерял свой дом.
Волхвы в древности это очень хорошо знали. И твой далекий предок знал тоже. А здесь, сегодня, сейчас — знаешь и ты.
И поэтому ты сказал: «Приказываю наступление». И сам пошел впереди своего войска.
Сомнения… Они были, конечно. Откликнется ли земля сейчас, когда мало не половина империи уже в руках захватчиков?.. Но воспоминание о рассказе императора придавало сил. Нита… Широкая и спокойная река — давно, столетия назад, здесь уже шли сражения. И враг, чье имя затерялось в веках, не прошел. Канули в небытие и имена воинов, что полегли на берегах Ниты, защищая свой дом. Но сами они — остались. И пришли на помощь потомкам. Хранитель не призывал их, но они пришли. В посмертии защищать свою землю, как защищали ее при жизни. Сколько их еще на просторах империи, таких мест, где кто-то когда-то проливал свою кровь и умирал — не во имя великих целей, просто защищая свой дом? Даже ты, князь Севера, Хранитель ушедших и оставшихся, не знаешь их всех…
Выходя от императора, ты тихо прошептал «спасибо» — не далекому богу, которому молятся твои современники.
И не еще более далеким языческим богам, которым молились твои предки. Ты благодарил павших — и оставшихся навечно.
Ты сказал: «Приказываю наступление». И сам пошел впереди своего войска.
Хранитель, ты пошел вперед, призывая ушедших, — и тебе ответили. Порыв теплого ветра скользнул по лицу и растрепал волосы. И на мгновение сквозь запах пороха и дым до тебя донесся аромат сирени и свежего хлеба.
Тебе ответили — да и могло ли быть иначе?
Ведь за тобой шли люди, готовые защищать свой дом до последнего — последнего удара сердца, последнего вздоха. И дольше, если потребуется. Измотанная в последнем сражении армия. Народное ополчение Маестаны и ее окрестностей… На военных складах оружия на всех не хватило, и многие вооружились чем пришлось.
Ты позвал — и они ответили. Мертвые ответили всем живым, которые шли умирать за свою землю. И что с того, что только ты услышал ответ?..
Услышал. Почувствовал. Увидел, как поднимались из земли бесплотные тени. Неслышные и неосязаемые, невидимые простому глазу, они поднялись навстречу врагам и встали стеной.
Арсений знал — когда окончится битва, этих теней будет больше. Намного больше.
И, быть может, он и сам станет одной из них… Князь Севера был готов к этому.
Не случилось.
А потом прискакал вестовой. Совсем мальчишка, он был безмерно потрясен тем, что умудрился разыскать маршала посреди битвы. Арсений только улыбнулся украдкой. Он уже знал, что услышит от посланника.
И не ошибся.
Авангард его армии входил в Маестану через северные ворота.
Потом, много позже, генерал от кавалерии Берест, давний сослуживец и близкий друг маршала Балея, будет удивленно качать головой, рассказывая главнокомандующему про их рывок к столице.
— Веришь, Арсений, уж как спешили, а все равно думали — не успеть. Но на дороге словно бесы ворожили. Земля под копыта сама летела, веришь ли…
— Ну какие еще бесы, Алеша? — смеялся Арсений.
Он верил. Конечно же, летела земля. Конечно же. Шелковым ковром расстилалась… А как же иначе? Северная армия нагнала своего маршала почти на месяц раньше, чем этот самый маршал смел надеяться. И бесы, само собой, были тут совершенно ни при чем.
Война закончилась только через полтора года — полной и безоговорочной победой империи.
И на протяжении всей церемонии подписания акта о капитуляции Линтеаны Арсения так и подмывало тихонько поинтересоваться у Александа Лайгара: случайно ли оказался на его штандарте тот «злой» знак? Или Линтеанский Лев все-таки знал, ЧТО выбирает в качестве герба? И если знал, то понимал ли, как сильно рискует, приходя с этакой дрянью на чужую землю?
Но он так и не спросил. Да и какая, в сущности, разница?
А в Маестану победители вернулись в конце весны. И ликующая толпа забросала их ветками сирени.
Княгиня немного помолчала, а потом озадаченно взглянула на мужа и слегка нахмурилась, словно над чем-то размышляя.
— Кстати, а почему ты говоришь, что это спокойней — когда оборотнем считают? — недоуменно спросила она.
— А ты представляешь, кем они меня назовут, если узнают правду? — поморщился Арсений.
— Не представляю. Волхвом?
— Некромантом. Слышала такое слово?
— Читала… Гадость какая. Скажешь тоже!
— Точно тебе говорю. Ославят некромантом и заявятся с вилами.