Реми вытер руки о штаны, с ворчанием отыскал на полке кувшинчик, обвязанный тряпицей, и вымелся из дому, едва не столкнувшись на крыльце с Жеаном. Венатор протянул сержанту два обруча (большой и поменьше) из серого металла со вставками — округлыми ярко-желтыми камнями.
Вот они, «кольца истины», страшная выдумка епископа, безошибочно отделяющая человека от любого иного существа. Мучительное орудие пытки.
Рычащий загнанно огляделся. На краю скамьи валялась любимая стамеска Реми, он незаметно сжал ее в кулаке. Наверное, он сможет достать сержанта, прежде чем ворвутся остальные.
— Сержант Шарден, — произнес отец Кристоф. — Если позволите, пару слов с глазу на глаз.
Сержант поднял бровь.
— Жеан… — Венатор фыркнул и вышел, прикрыв дверь. — Что вы имеете мне сказать, святой отец?
— Видите ли, сержант, — кюре провел ладонью по подбородку. — Я знаю, правила у вашей службы строгие, и просьба моя вызовет удивление, но все же… Сержант, я прошу вас не применять к юноше «кольца истины»!
Сержант присвистнул.
— Во как, — проговорил он. — При всем уважении, господин кюре, ну вы и загнули! Согласно эдикту мы обязаны подвергать испытанию всех жителей здешнего края, мужчин, женщин, детей… без разницы… Луньеры могут быть где угодно… Вон давеча в лесу песики волновались.
— Да-да, сержант, я читал эдикт, но поверьте, здесь особый случай.
— И чем же он особый? — сержант окинул взглядом растерянного Рычащего.
— Видите ли, — отец Кристоф понизил голос, — этот юноша болен падучей.
— Ого, — удивился сержант. — А по виду не скажешь.
— И тем не менее, — горестно развел руками кюре. — Я думаю, вы лучше меня знаете, как переносят подобные люди эту… процедуру.
— Да уж, видывал, — усмехнулся сержант. — Приятного мало. Вроде и не орут и не дергаются, как луньеры, а снимешь «кольца», а он совсем того… тронулся. Ежели не помер. Только вы уж простите, отец Кристоф, должность у меня такая.
— Сержант, — тихо проговорил священник, — я прошу о снисхождении.
Венатор сжал губы.
— Снисхождение, — сказал он наконец, постукивая обручами по ладони, — штука дорогая.
— Без сомнения, — подтвердил кюре.
Сержант посмотрел мимо него. И мимо Рычащего. На единственную ценную вещь в комнате.
Кюре проследил его взгляд. Шагнул к полке над печью, тяжело заскрипев костылем, взял в руки санктор. Смахнул невидимую пылинку. Рычащий перестал дышать.
— Прошу вас, сержант, примите этот скромный дар. Ваши поиски требуют поддержки…
Сержант взвесил санктор на ладони и с довольной миной упрятал в сумку.
— Весьма тронут, отец мой. Юноша, пожалуй, заслуживает поблажки. Прошу простить, я должен вернуться к своим людям. Служба.
— Ну, че там? — вяло поинтересовался Жеан, подпиравший столб у крыльца. Отряд — пятнадцать воинов и десятка два псов ждал неподалеку.
— Да так, — отмахнулся сержант, поправляя ремень сумки. — Слушай, Жеан, — он заговорил шепотом, так чтобы слышал только помощник, — ну и скользкие людишки эти священники. Жизни учат, слова всякие говорят. Не убий, не укради… Взятки не бери. А сами, только дай волю…
— Кругом жулье, — согласился Жеан.
— Бес с ними! — заключил сержант и добавил уже в полный голос: — Пошли, ребята! Обедать будем в Антрагэ. Да, Жеан, запиши: Жак — охотник — чист полностью. Живее, парни!
Рычащий сидел у окна и смотрел, как сгущаются сумерки. Голова гудела от множества мыслей, на сердце было тоскливо и неспокойно. Все его притворство рассыпалось пылью, и пусть сейчас все обошлось, но самое страшное еще впереди. Неизбежное объяснение с отцом Кристофом. И с Реми.
К счастью, щенок пока не заметил пропажи санктора. Вернувшись, он просунул голову в дверь, убедился, что все в порядке, и убежал к своему плотнику. Домой заявился усталый и голодный, сжевал хлебную горбушку и завалился спать. К отцу Кристофу же то и дело забегали сельчане по разным делам. Вот и сейчас заросший бородой мужик рассказывал кюре какую-то долгую историю.
Что же делать? Сказать все как есть? Рычащий вспомнил звонкий от злости голос Реми. Луньеры для парнишки — проклятые выродки из чащобы. Рычащий не хотел встретить испуганный и брезгливый взгляд щенка. И не собирался больше оправдываться за свой народ.
Рычащий прикрыл ставни. Он. уйдет ночью. Без объяснений. Без разговоров. Пусть лучше думают, что он неблагодарная тварь. Пусть что хотят, то и думают.
Дрова в печи потрескивали, догорая. Рычащий прислушался. Ровно дышал кюре, за перегородкой посапывал Реми. Пора. Он принялся бесшумно одеваться.
— Уходишь…
Луньер, вздрогнув, обернулся. Отец Кристоф приподнялся на локте и спокойно рассматривал беглеца.
Рычащий передернул плечами.
— Да, пора.
Странно, голова не кружилась, но пальцы отчего-то подрагивали, и он никак не мог застегнуть крючок на рубашке.
Отец Кристоф сел на постели, потянулся за костылем. Морщась, оперся на «дубового друга» и с резким вздохом поднялся на ноги. Костыль скорбно скрипнул, но в который раз выдержал.
— Безобразие! Где башмаки? Были же здесь. А, вот они…. Ну что ж, раз пора, то доброго тебе пути.
Готовый застегнуться крючок рванулся в сторону, оцарапав палец. Рычащий не заметил.
— Зачем вы это сделали? — проговорил он едва слышно. — Зачем?
— Что зачем? — удивился священник. — Пожелал тебе доброй дороги? Ну, во-первых, таков обычай, а во-вторых, я и вправду желаю тебе…
— Зачем вы спасли меня?
— Ну, это просто, Жак. Помогать нуждающимся в утешении, телесном ли, духовном ли, — долг священника. По-другому нельзя.
Да, он подобрал раненого в лесу, беспамятного и истекающего кровью. Он думал, что помогает собрату по стае, такому же человеку, как сам. Но потом, потом…
— Вы солгали сержанту. Про меня. Про падучую. Отдали ему этот ваш, как его… санктор. Почему?!
Последнее слово Рычащий почти выкрикнул. Отец Кристоф шагнул к печи. Всмотрелся в угли.
— Тише, разбудишь мальчика. Не знаю почему. Жалко тебя стало. И с Реми ты подружился. А санктор… жизнь дороже серебра. Разве не так?
Они помолчали.
— У тебя кровь на ладони, — проговорил отец Кристоф. — Дай я смажу настойкой.
Рычащий, словно очнувшись, поднес пальцы к глазам. Кровь алыми каплями сочилась из пореза.
— Не надо, — сквозь зубы произнес Рычащий. — Заживет… как на звере. Я пойду.
— Как знаешь, — отозвался священник.